Мужчина умирал тяжело и долго. Воздух проходил в горло тоненькой струйкой, обжигая горло. Грудь вздымалась и опадала так, что казалось, сердце вот-вот остановится. Оно и остановилось бы, если бы мужчина не цеплялся за последние минуты всеми фибрами своей души.
Он был хозяином огромного бизнеса с множеством работников в разных странах. Человек потратил на создание этой фирмы всю свою жизнь. И в последние мгновения его судьбы — это было всё, что тревожило его. Он судорожно вдыхал воздух, и диктовал сидящим вокруг него адвокатам ещё несколько условий, которые, как ему казалось, не позволят его многочисленным родственникам распродать то, что являлось смыслом его жизни столько лет.
Родственники же стояли вокруг и пытались изобразить на лицах сочувствующие выражения. Они долго ждали. И теперь никто и ничто не сможет помешать им стать состоятельными людьми.
Смерть сидела рядом и посматривала на часы. Пора было отправляться в путь. Подойдя поближе к мужчине она взглянула ему в глаза, и ужас отразился во взгляде человека.
— Боишься? — спросила Смерть.
И человек забился, пытаясь выкрикнуть ещё пару распоряжений. Смерть усмехнулась и дохнула в лицо хозяина фирмы.
Душа человека шла вслед за Смертью и постоянно оборачивалась назад. Точнее, Смерть тащила душу упирающуюся и пытающуюся ещё хоть на секунду вернуться назад.
А вокруг ещё не остывшего тела начинался процесс деления собственности.

Священник упал во время проповеди, и паства, его уважавшая и любившая человека, окружала его теперь в больнице. Люди склонялись над ним и пытались прикоснуться ещё хоть один раз к тому, кто всю жизнь рассказывал им о Боге. Крестил их детей, женил, отпевал и читал проповеди из Библии. Он был проводником их в то место, которое было обещано им за веру. И теперь они волновались о том, что будет дальше. А священник…
Священник столько лет бывший известным оратором и собравший вокруг себя сотни людей, пытался произнести всего одну фразу. Всего одну.
Но Смерть, стоявшая рядом, наложила печать на его уста. Он хотел извиниться. Всего лишь извиниться. За то, что вера давным-давно оставила его. Он даже не помнил, когда. Может тогда, когда убедился, что почти все, кого он поженил, развелись. А может тогда, когда узнал, что большинство родителей бьют своих детей, а мужья изменяют женам, и часть из них ворует деньги из семейного бюджета на выпивку.
А может тогда, когда вдруг понял, что, чем больше он говорит, тем меньше сам верит в те слова, которые произносит.
Он пытался приподняться в постели и сказать им всем, что слова — это не вера. Что им всем нечего делать в церкви. Что он просит прощения за то, что говорил им то, во что сам не верил. Что они должны изменить свою жизнь, пока не стало слишком поздно. Но Смерть.
Она стояла рядом. Тут же. И заглядывала ему в глаза.
— Ты боишься? — спросила она его.
Ему было страшно. Он не верил в прощение и в то, что потом будет лучше. Не верил вообще ни во что.
И священник захрипел, пытаясь произнести последние слова извинения перед людьми. И ушел.
Смерть толкала перед собой его душу. Душа шла, повесив голову. Она не оборачивалась. Было стыдно. Стыдно за то, что люди, так горюющие о нём, не знали самого главного. Они должны были горевать о себе.

Пожилая женщина в старых мужских ботинках не по размеру и какой-то растянутой куртке, кормила уличных бездомышей. Коты и собачки, столпившись, тёрлись о её тёплые сморщенные руки и заглядывали ей в глаза. Она давно болела и поэтому раздала всех своих домашних питомцев. Ей было теперь тяжело ухаживать за ними. Но отказать себе в удовольствии купить корм и выйти на улицу к голодным котам и собакам она не могла.
Она так устала за свою долгую жизнь. Она устала от бесконечной борьбы за судьбы обездоленных уличных обитателей. Отдохнуть бы немножко.
И те радовались её приходам ничуть не меньше угощения. Она наклонилась и погладила одного котика, когда сердце стало биться с перебоями. Женщина охнула и опустилась на асфальт привалившись спиной к стене многоэтажного дома.
Собаки и коты немедленно прекратили есть и собрались вокруг своей кормилицы. Они тихонько и тревожно повизгивали и мяукали.
А женщина думала только об одном.
У неё перед входом в подъезд жила маленькая худая серая кошечка, Василиса. Она так просительно смотрела в глаза женщине, когда та заходила домой, что старое, усталое сердце болезненно сжималось. «Ну как объяснить ей, что я не могу взять её к себе домой», — думала женщина.
Смерть склонилась и хотела спросить.
— Не боишься ли ты?
Но её вопрос не мог пробиться через последнюю мысль, бившуюся в женской голове и мешавшей ей понять вопрос.
Женщина в старых разбитых мужских ботинках не по размеру стояла перед своим домом. На ступеньках сидел высокий седой мужчина. Он был в длинном плаще, несмотря на тёплое время года. В его ногах сидела Василиса.
Женщина обрадовалась.
— Вы заберёте её себе, — спросила она, и на душе стало тепло.
— Нет, — ответил мужчина. Я не могу. Но могу помочь.
Из дверей подъезда вышла семья. Маленькая девочка со смешными рыжими косичками бросила мамину руку и, сбежав по ступенькам, схватила Василису и прижала к себе.
— Моя кошка, — сказала она и посмотрела на маму.
Та тяжело вздохнула и ответила.
— Ну что с тобой поделаешь, любительница всех хвостатых. Пошли домой. Устроим жилище для твоей питомицы.
Василиса оглянулась на женщину в старых ботинках и, улыбнувшись, мяукнула. Женщина была счастлива. Она плакала.
Высокий седой мужчина в плаще встал и подойдя к пожилой женщине взял её за правую руку.
— Пойдём, — сказал он. — Ты так устала и надо отдохнуть. Я расскажу тебе одну интересную историю.
Потом он посмотрел на вздрагивающие плечи женщины.
— Да тебе холодно. Ты дрожишь, — заметил высокий мужчина и, сняв со своих плеч плащ, накинул на женские плечи.
Он повёл женщину по длинной дороге, уходившей вверх. Они шли, как старые друзья, и высокий седой мужчина рассказывал ей разные истории. Женщина улыбалась и иногда даже смеялась.
Со стороны казалось, что идут два старых друга и разговаривают о чем-то приятном.

О чём эта странная старая притча, дамы и господа?
Я не скажу.
Я так думаю, каждый сам должен решить, о чем она.

С уважением, Олег Бондаренко.