Память — ужасная вещь. Она бодрит и рушит, возрождает и убивает. С памятью можно стать калекой — умственной, физической.
Так думала Эля, сидя на скамейке у озера.
Озеро Пурга. Хм, странное название. Тоже, наверное, придумал какой-нибудь хмурый романтик с большой дороги, которого бросила очередная стерва с искаженным самомнением.
А я то что? Лучше? Этот слюнтяй, маменькин сыночек Петя! Тьфу. Кто он мне теперь?
Лишь тень дешевого спектакля?
Нравственный, воспитанный, образованный мальчик с красивыми чертами египетского фараона. При денежках, при машине, при мамочке, которая контролировала каждый его шаг, день, вздох, секс и телефонные звонки.
Они, безусловно, сразу друг другу не понравились.
Мамочка-типичная наседка с кучей золотых колец, тонкими губами, орлиным взглядом, Эля-жгучая брюнетка в вечно коротком платье, короткими волосами и через чур откровенными фразами.
Первый ужин с его маман оказался и последним, когда Эля поцеловала любимого-тогда еще любимого-в губы при (о боже!) мамочке.
Был скандал, ее «сердце», так внезапно заболевшее. Петя проводил ее до такси и ушел.
Не звонил три дня.
Она сходила с ума.
За что любила Эля его?
Черт знает.
Наверное, знает только и черт.
Петя…
Он был настоящим только с Элей-сильным и ласковым, слабым и беспринципным, жестким даже.
Но мама. Какая-то необъяснимая тяга тянула ее любимого к родительнице.
Упаси Боже. Нет! Эля свято чтила семейные узы. Ибо сама обожала мать и отца.
Но тааааааааааак.
Потом Петя пришел на это озеро. Эту лавку с букетом роз и бутылкой «Просекко».
— Эля, давай выпьем?
Он протянул ей два пластиковых стаканчика.
— За что?
Девушка в зеленом коротком платье посмотрела на того, в ком видела свою жизнь. Несмотря, вопреки…
— За разлуку,-Петя тяжело вздохнул,-Да!Да!Я-тряпка!Половая, страшная, вонючая! Она — моя мать!
— А я?-Эля закричала и плеснула ему в лицо игристое.
— Любимая, родная, милая, никого я не любил так истово, как тебя! Да и вообще, не любил,-молодой человек в аккуратном темном костюме зарыдал,-она…мама…она не даст нам…
— А ты? Петя?-Эля продолжала кричать,-Ты кто у нас? Это окончательно?
Петя посмотрел на нее своими большими синими глазами.
Она все поняла.
Память-дебилка. Память-сука.
Эля рыдала на ИХ лавке, отхлебывая «Просекко» из холодного горлышка.
Прошло три месяца.
Она, как дурочка, следила за ним.
Кто-то (ясно кто) звонил с засекреченного номера и тяжело дышал в трубку.
Память.
Их ночи. Безумные, рьяные.
Нееееет. Он не маменькин сынок. Он тигр.
На ее колени лег букет роз.
— Одна пьешь наше «Просекко», милая.
Эля подняла голову.
Перед ней стоял Петя. Красивый и.другой. Он гладко побрился. Пах резким чем-то и дерзким.
— Ты выйдешь замуж за меня, леди? Я второй раз звать не стану, — и он поцеловал тонкую руку обожаемой брюнетки, обжигая слезами. Счастья.
— Да!-Эля обняла его за шею и тоже разрыдалась.
ПАмять жива, пока живы чувства.
И пусть они будут только светлыми, как капли росы на губах любви.
Ольга Тиманова
«Три унции памяти»