Жизнь — распустившаяся роза,
И сотни тысяч лепестков
На стебле — не растенья проза,
А кружево живых стихов,
Узор души крылатой, горней,
Познавшей мрачные леса,
Единой с крепким плотским корнем
И устремлённой в небеса.
Она первейших слов древнее,
И, красотой её храним,
Живущий выше звёзд, над нею
Кружит не шмель, а серафим.
Единый, строгий голос хора,
Чудесный, словно тишина,
Многоугольник Пифагора, —
Всё это — навсегда она.
Окружности её, как строфы,
Метафоры её слепы,
Но помнят о венце Голгофы
Едва заметные шипы.
Во тьме холодной увядая,
Из гроба воскресает вновь,
Упрямым обещаньем рая,
До капли впитывая кровь.
Однажды удивлённый сущим,
Её — мерило всех мерил —
Господь сорвал в саду грядущем
И человеку подарил.