Мне было четыре года. Может, чуть больше. И мне, в принципе, нравилось в детском садике. И нравилась мне там одна девочка. Таня, по-моему, ее звали Таня. Такая, с огромными бантами. Я был в нее влюблен.
Однажды даже дал ей пол конфеты «Мишка на севере». А она мне потом два кубика от шоколадки «Аленка».
Всё бы хорошо, если бы не тихий час. Тихий час разбивал мне жизнь.
В этот тихий час мне снился все время один и тот же сон — что я плыву по озеру… что я даже вижу дно и рыбок там разноцветных… плыву-плыву себе…
И просыпаюсь в мокрой постели… Мокрый, испуганный, не знающий, как это скрыть.
И скрыть-то это нельзя. Как?! Бывало, прикроешь одеялом, думаешь, вдруг не заметят… но, куда там?! Замечали сразу же!.. и тогда ворчливая нянечка начинала менять постель…
Повторялось это по два-три раза в неделю. Когда это происходило дома, родители говорили, — пройдет… дело возраста.
Правда, несколько раз водили меня к врачу, он долго заглядывал мне в рот, прописал даже какие-то капельки… потом меня смотрел веселый друг отца, кажется он был детским психиатром, или психотерапевтом, шутил, играл со мной в «чапаева», сказал, — теперь должно пройти…
Но не прошло.
И вот сегодня, случилось в очередной раз.
Нянечка меняла постель, а я стоял в стороне, и мечтал провалиться сквозь землю…
Потому что ловил на себе взгляды всех. Ну, абсолютно всех!
Это ужасное ощущение, когда все на тебя смотрят…
…Но особенно ужасно, когда смотрит на тебя она, — Таня…
Простыни вывешивались тут же, за окном… И моя, с пятном, прямо напротив… в центре… чтобы все видели!
— Ну кто знает, что это моя… — пытался себя успокоить. Было еще несколько таких же, как я…
И вдруг, — Он писается! — указывает на меня, Валя.
И сердце летит вниз.
— Я не писаюсь! — кричу
— Писаешься! Писаешься! Вон какое пятно!.. Что, скажешь, не твое…
И я смолкаю… что я могу сказать?!
А тем временем, все смеются. И даже те, чьи простыни висят рядом с моей Ну как объяснишь им, что я не специально, что это все происходит во сне, что меня показывали врачам и они обещали мне, что это пройдет…
Я сгораю от стыда…
Ловлю на себе взгляд Тани.
И хочу умереть.
Но я не знаю как?!
И тогда я убегаю в парк. Забираюсь в самую его трущобу, падаю в густую траву у забора, и замираю, глядя на верхушки высоких тополей. Проходит час, а может и два… я лежу.
А меня тем временем ищут родители…
Находят, каким-то непонятным образом. Вдруг надо мной появляется рассерженное мамино лицо, и она говорит, — Ну вот он, твой! Я не буду с ним разговаривать, говори с ним сам!.. Маму сменяет папино лицо.
— Сынок, — говорит папа, — Ну что же ты… Мы ведь очень волнуемся.
В результате, как всегда, папа остается со мной один на один. Все знают, что только ему я признаюсь во всем.
И я признаюсь.
— Папа? — говорю я, — мне никто не может помочь. Я сегодня уписался снова.
— Сынок, ты еще маленький, — говорит папа, — вот увидишь, все наладится…
— И все это видели, папа! Они все смеялись надо мной!.. Они показывали на меня пальцем…
— Кто?! Скажи мне, кто, я поговорю с ними.
— Все дети.
— Я поговорю с воспитателями… с их родителями…
— Папа!
— Сынок… дорогой мой, поверь мне, это обычное для детей дело… и это пройдет…
Он снова начинает меня успокаивать, и даже сегодня, вспоминая этот наш разговор, я просто чувствую его боль за меня, моего любимого папы… он заглядывает мне в глаза, говорит мне что-то ободряющее, говорит, что у него самого такое было… обещает сводить в кино, купить конструктор… Но мне не до этого сейчас.
— Я не пойду больше в садик, — говорю я ему.
— Сынок, — папа растерянно разводит руками, — Я тебя понимаю, конечно, но и ты нас пойми, мы с мамой работаем, (работали они действительно очень много), Галя, твоя сестра, весь день в школе, ну с кем ты дома останешься?!
— Сам, — говорю, — я уже взрослый…
— Нет, — говорит папа, — я тебя очень прошу, продержись немножко, ну, продержись!
мы обязательно что-то придумаем…
И тогда я вдруг придумываю сам. Я решаю не спать в садике вообще. Это решение кажется мне выходом из положения. Ну что стоит продержаться час -два… сделать вид, что спишь, а самому думать о чем-нибудь, ну, например, о том, как мы ездили к дедушке и бабушке в Курск…
И на следующий день я действительно держусь.
Все закрывают глаза и спят, проходит мимо воспитательница, поправляя одеяла…
Я прищуриваюсь…
И не сплю…
Я держусь, как могу… я вспоминаю Курск, какие печоности мне наготовила бабушка, я даже ощущаю их вкус, вспоминаю, как мы с дедушкой прикрепляли к окну флюгер, и как он крутился шурша, а за ним летели облака…
И вдруг, почему-то оказалось, что дом стоит на берегу озера… и я могу прямо из окна прыгнуть в воду… и я прыгаю… и плыву… плыву… и дедушка кричит мне, — молодец! Ты умеешь плавать!.. я счастлив, вода прозрачная… я вижу разноцветных рыб…
И просыпаюсь мокрым…
Я заснул.
Как же так?!
Ну как же та-а-ак!!!
Ну что стоило мне продержаться один час!..
Я ненавижу себя!
И снова, уже в который раз, повторяется та же мука.
Снова я ловлю на себе взгляды детей… снова ищу ее взгляд — Тани…
На этот раз, я не дожидаюсь пока поменяют мою постель, пока дети поймут, что снова можно посмеяться надо мной…
Я прячусь в чулане…
Сижу, сжавшись, на ступеньках, знаю, что рано или поздно найдут и выведут на чистую воду…
но хочу максимально оттянуть эту пытку…
И вдруг слышу шаги…
Уверен, это идут за мной.
Открывается дверь.
На фоне светлого коридора, я вижу огромные банты, и знаю, что такие есть только у одного человека, — у Тани!
Сердце снова падает куда-то в ноги.
Мне хочется крикнуть ей, — Таня, я держался, как мог!..
Она подходит, садится рядом со мной…
И первая кладет свою руку на мою…
Совсем, как взрослая, заглядывает мне в глаза, и говорит, — Знаешь, а тебя все равно люблю…
И я смотрю на нее, смотрю… и чувствую, как пережимает мне горло, впервые в жизни, не от боли, не от стыда, от счастья… от любви…
Так сидим мы
И молчим.
Два влюбленных существа.
И столько высоты в этом молчании!
Откуда?! — думаю я сегодня, 56-летний, седой, и вроде бы уже что-то повидавший, откуда, думаю я, откуда проявилось в этой маленькой девочке решение, — найти меня… и сказать мне самые необходимые в этот момент слова… которые не смогли сказать ни врач, ни психолог, ни даже мой папа. Откуда она знала, что это согреет меня, спасет. Откуда она знала, что от всех бед, болезней, депрессий, от всех страданий есть только одно средство, — Любовь. Что настоящие мы — Любящие. Что это основа жизни.
…Тогда, 52 года назад, пришло ко мне спасение…
Мы сидели на ступеньках чулана… и я был счастлив…
А ты, Таня…
С этого момента я уже больше никогда не просыпался в мокрой постели.
Все прошло…