Наступило обычное, ничем невыдающееся, утро. Приподняв, с трудом, своё тело, одетое в японского голубого сатина, халат, и, подняв его к окну, поставив его на красивые женские ноги, она посмотрела в окно. Белла смотрела в окно, в котором, еще серые деревья, раздетые зимой, еще без листьев одежд, говорили ей стрекотом из приоткрытого окна птиц, что всё будет хорошо, жизнь продолжается и её мысли являются всего лишь повтором тех, кто уже жил на этом свете, также мучился и страдал, любил и был любим, обманывал и был обманут.

Какой же смысл в жизни с её любовью и страданием, развитием и деградацией, бедностью и богатством, даже в рождении детей, если они повторяют тот же бессмысленный круговорот? — думала Белла. Абсолютно никакого если в конце короткого мгновения — абсолютная пустота. И что значит — «Человек богатый душой»? Перечень или поток вопросов, вливались и выливались из неё ответами и пустотами, заполняя всё её существование.

Зазвенел будильник, который она никогда не останавливала, мелодией её любимой песни, под которую непременно начинала жить свой день, романтикой Naturally — Дайаны Кролл и Майкла Бубла, где голоса сливались в единое пространство моста между душей и музыкой, что-то такое, что начинало в ней, внутри петь. Белла, каждое утро завидовала птицам, которые летали там, на свободе. Нельзя сказать, что их квартира была роскошной, но в тоже время все было так, как надо, чисто и уютно, созданное ей и, в основном, её мужем Вениамином, которого, она ласково называла Веня, Её же имя никак не сокращалось и потому она была только Беллой и только так звал её муж. При чем слов муж — было чем-то таким угрюмым и недостаточным, чтобы быть любимой и она это понимала и потому каждое утро, представляла себя птицей, залетевшей к ним самим, в уютное семейное гнездо, и пытающуюся, во чтобы то ни стало улететь обратно туда, где есть то, что пело у нее внутри.
И также как и птица, втайне от Вени, билась о стекло крыльями, настолько, сколько было сил, а потом в изнеможении присаживалась на дубовый подоконник, передохнуть и начинала опять свой путь к свободе.

— Доброе утро, милая, — вошел в комнату её спальни, Веня
— Привет — милый, повернула голову к нему, Белла
— Как спалось дорогая? Пойду приготовлю тебе вкусный и аппетитный завтрак, — Веня, спросив, тут же побежал в кухонные места
— Всё в порядке, дорогой — прокричала вслед ему Белла
— Мне яйцо всмятку и немного творога, — сказала она ему вслед
— Хорошо милая, всё будет сделано, — уже из кухни, кричал он в пространство их жизни.

Какое же это счастье быть с таким человеком, думала Белла, всё, что происходило в их жизни было заслугой Вени. Он и готовил и не давал ей мучиться разрешением каких-либо вопросов. Но, к сожалению, у них не было детей, и это было единственным огорчением их жизни. Но это не мучило её никаким образом.
Жили они вместе уже долго и за все время, Вениамин, не позволил себе ни разу повысить на неё голоса. Он был будто завороженный волшебный роботизированный механизм, и она часто вспоминала все его слова: «Здравствуй милая», «Ты не устала», Давай я помогу", Может тебе надо чем-то помочь", «Я всегда рядом» и так далее, таких слововыражений было предостаточно, чтобы любить его, тем более его мягкость и кошачии повадки, и он никогда ни о чем не спорил, у него как будто не было мнения. Было такое чувство, что он любит её безмерно и старается изо всех сил. Или ей казалось так.

— Тебе капучино или лате? — кричал из кухни Веня
— Капучино, милый, — застывшей улыбкой, отвечала Белла
— Скоро будет всё готово, — кричал Веня
— Спасибо, милый, — ласково-удручённо кричала в кухню, Белла.

Итак мы видим необычно простой сюжет счастливой жизни, — думала Белла. Всё это повторялось каждый день. Он не изменял ей, он покупал ей подарки, ко всем необходимым праздникам, установленным чиновниками государства, он дарил в необходимые дни ей цветы. В её день рождения, он, непременно собирал друзей и они ели еду и пили алкогольные напитки, тем самым отмечая её рождество. Она также была предана ему, так как полностью зависела от него и думала, что так у всех, более того, ей казалось, что такие мужчины рождаются именно для семейной жизни и «достать» их очень сложно.
Так вот рассуждая, она думала и о своих близких подругах, у которых было всё немного по-другому, у одной — они всегда спорили с мужем до драк, у второй муж сидел в тюрьме и та ждала его, у третьей мужа убили в СИЗО и хоронить даже не дали, но сказали будто сам, у третьей — муж ударился в глубокое пьянство, пропивая все и всех, у четвертой — муж стал полностью зависеть от религии и просил жену вставать на колени молиьтся каждый день, а то и почасно, и так далее. Невозможно кратко описать судьбы людей в несколько строк, — продолжала думать Белла. Но она также понимала, что видимо есть та истинная настоящая любовь, а не та, в которой они живут, сожительствуют с Веней. Хотя ей упрекнуть его в чем-либо было нельзя. На работе чиновником служит и он кланяется и ему кланяются, медалями и часами Швейцарии забиты шкафы. Он всегда аккуратен и всегда исполняет порученное ему высшим начальством, даже если это подло. Она почти не вникала в его дела, если он только сам не рассказывал, что и как было в его работах.

Совсем недавно, он прибежал с работы весь такой радостный и сказал, что общими усилиями им удалось провалить и свалить конкурента в места, «не столь отдаленные», при этом его сияющая улыбка говорила об абсолютной бессердечности, глупости, бахвальстве и цинизме.

— Что это я?, — вздохнула Белла, — ведь у других хуже
— Милая, лети уже, — сегодня праздник — Вербное
— Спасибо дорогой, лечу, — проковыляла на кухню, Белла
— Ну что с тобой, милая — смотрел ей в глаза, чистыми пустоватыми глазами, Веня
— Всё в порядке, Веня, — крыло одно повредилось, второе почти не движется, — шёпотом сказал Белла
— Починим, дорогая, всё сделаем, не волнуйся, у нас же есть связи везде, давай кушать, — взял ножик и вилку со стола, Веня
— А сердце и душу Вы тоже чините там? — вонзила взгляд в него Белла
— Конечно, милая, — для тебя всё, что угодно.

Она вспомнила моменты ухаживаний и ей тогда думалось, что это любовь, что другой любви не бывает, что люди сближаются, сходятся для того, чтобы не быть по отдельности. Ну, чтобы сожительствовать — при последнем слове её передернуло и она, мысленно, стала снова, биться о стекло окна, понимая, что ей не преодолеть эту преграду до конца жизни, так и оставаясь милой и любимой в стенах уютного дома, грустя о том, чего она никогда не знала и уже не узнает, что это такое истинная и настоящая любовь, о которой мечтает любая девушка, с рождения своего.

Что ж это я, терпением сыта, смирением обута, ожиданием одета…

schne
2017 04 17