…
Ну что Америка?
Она,
посмотришь если беспристрастно,
суть продолжение пространства;
как, впрочем, всякая страна.
Так жизнь любая, жизнь вообще
(старик, предвижу возраженья)
есть тоже форма продолженья,
но только Времени. (На «ще»,
старик, есть рифмы, но искать
их скушно. Не с моим надломом!
Второй час ночи. Чаю с ромом
заделаю сейчас -- и спать.
Мы проводили Джерри Форда.
Теперь с газетного листа
Именно!
нам лыбится другая морда
(одних зубов, поди, с полста).
Жизнь продолжается при Джимми
как при любом другом режиме
она бы делала. Часы
идут. Но брови и усы
порой так прилипают к стенке,
что без ножа не отдерешь.
Что хорошо у штатских рож --
что тут они снимают пенки
четыре года, восемь лет
и -- в Калифорнию билет.
Кто думает, что стал я братом
республиканцам -- тот неправ.
Примкнуть что к тем, что к демократам
не в силах прирожденный граф.
Старик, темнеет. Я кончаю.
Метель, и не видать ни зги.
Уже ни кофею, ни чаю
мои не оживить мозги.
Мне тех бы апельсинов в сетке
да душных мыслей о соседке
(досугов русских грызуна).
А если мерзнуть -- мерзнуть на
Тишинской площади стоянке
с крестом аптечным наравне.
Взамен чего в моем окне
в машинах проезжают янки
и негры. И, в пандан печали,
ТРУБУ ТЕРЗАЕТ ПАРКЕР ЧАРЛИ.
Американский свет гася
целую на ночь всех и вся,
Твой Иосиф.
…
Штаты — это хаос. Он
чужд, противоположен карте,
изученной на школьной парте.
Представь разъятый телефон,
раскромсанный будильник, мозг
все черепа, шурупы, буквы,
труху распотрошенной куклы,
над этим — здоровенный мост,
цветных карандашей графит,
и, нитками всю вещь опутав,
Америки с двух тысяч футов
получишь регулярный вид.
…
Жизнь убирает со стола
все то, что прежде подала.
Хотя — жить можно. Что херово
— курить подталкивает бес.
Не знаю, кто там Гончарова,
но сигарета — мой Дантес.
(Зима, тем более в пейзаже).
Она убьет меня. Но я же
ее и выкурю. Она
нам свыше, сказано, дана
— замена счастию: привычка,
строптивых вымыслов узда,
ночей доступная звезда,
безмысленных минут затычка.
Прах не нуждается в стене:
поставьте пепельницу мне!
…
… «Мне кажется, я обнаружил источник вдохновения Бродского, когда он писал эти письма. Дело в том, что в конце 60-х — начале 70-х годов Бродский страстно увлекался Оденом, и не просто Оденом, а именно одной поэмой Одена — „Письмо лорду Байрону“. Я наткнулся в беседах Соломона Волкова с Бродским на такую цитату, позвольте мне ее привести. …
…"К концу моего существования в Советском Союзе, я Одена знал для русского человека лучше всех. Особенно „Письмо лорду Байрону“, над которым я изрядно потрудился, переводя его. Оно для меня стало противоядьем от всякого рода демагогии, когда меня доводили, я читал эти стихи Одена».
…"Письмо лорду Байрону" - это поэма 1936 года, написана она молодым Оденом таким образом, что в ней как бы выдвигается такой иронический стилистический экспериментальный дух поэзии 30-х годов, которой был крайне близок Бродскому того периода. И написана эта длинная поэма (по-моему, она до сих пор не переведена на русский язык) таким образом, что неизбежно напоминает нам о Пушкине. Строфические эксперименты Одена и строфические эксперименты Бродского, мне кажется, здесь очень близки, и я думаю, что мы можем продолжить это сопоставление, если откроем другое опубликованное вами письмо Голышеву, а именно то, которое написано онегинской строфой." …
Александр Генис, Альманах «Портфель»