Искусство проигрывать не так уж трудно освоить;
так много вещей кажутся выполненными намерением
быть потерянным, чтобы их потеря не была катастрофой.

Каждый день что-то теряешь. Смиритесь с этим смятением
о потерянных ключах от дверей, о неудачно проведенном часе.
Искусство проигрывать не так уж трудно освоить.

Тогда тренируйтесь проигрывать дальше, проигрывать быстрее;
места, и имена, и где это было ты имел в виду
путешествовать. Ничто из этого не приведет к катастрофе.

Я потерял мамины часы. И Смотри! мой последний, или
предпоследний, из трех любимых адресов ушел.
Искусством проигрывать нетрудно овладеть.

Я потерял два прекрасных города. И, шире,
я владел несколькими королевствами, двумя реками, континентом.
Я скучаю по ним, но это не было катастрофой.

— Даже потерять тебя (шутливый голос, жест
Я люблю) я бы не солгал. Это очевидно
искусством проигрывать не так уж трудно овладеть
хотя это может выглядеть так (напишите это!) как катастрофа.

Примечание: это стихотворение является примером поэтической формы, называемой «Вилланель». Самая известная Вилланель, вероятно, Великое стихотворение Дилана Томаса «Не уходи нежным в эту добрую ночь». Другие известные вилланеллы включают Венди Коуп «чтение» и «Пробуждение» Теодора Роэтке.
***
One Art by Elizabeth Bishop (1911−1979)

The art of losing isn’t hard to
so many things seem filled with the intent
to be lost that their loss is no disaster.

Lose something every day. Accept the fluster
of lost door keys, the hour badly spent.
The art of losing isn’t hard to master.

Then practice losing farther, losing
places, and names, and where it was you meant
to travel. None of these will bring disaster.

I lost my mother’s watch. And look! my last, or
next-to-last, of three loved houses went.
The art of losing isn’t hard to master.

I lost two cities, lovely ones. And, vaster,
some realms I owned, two rivers, a continent.
I miss them, but it wasn’t a disaster.

— Even losing you (the joking voice, a gesture
I love) I shan’t have lied. It’s evident
the art of losing’s not too hard to master
though it may look like (Write it!) like disaster.

Note from Joe: This poem is an example of the poetic form called a «villanelle». The most famous villanelle is probably Dylan Thomas' great poem, «Do Not Go Gentle into That Good Night». Other famous villanelles include Wendy Cope’s «A Reading» and Theodore Roethke’s «The Waking».
***
Вилланель
Творческая Мастерская Алкоры
В отличие от сонета, эта западноевропейская твердая форма мало известна в русском стихосложении. Возникновение вилланели связывается с именем французского поэта XVI века Жана Пассера.

Вилланель (villanelle — деревенская песня) произошла из французской пастушеской песни. Как правило, это песня любовного характера, культивировавшаяся во Франции и в Италии, — с трехстрочной строфой, однообразной рифмовкой и рядом повторов (припевов). Форма переходная. С основными твердыми формами ее объединяет двухрифменность на протяжении всего произведения. Отличие от них — большая свобода структуры: неограниченное количество звеньев из от 3 до 6 строк в каждом (чаще три).

В английской литературе вилланель появилась в XVIII- XIX веках и вновь возродилась в XX веке в творчестве поэтов-модернистов, таких как Уистан Оден и Элизабет Бишоп.

№ 1. Нет у меня ответа… Из Уистана Хью Одена. Перевод Геннадия Казакевича

Время молчит. Ты ведь знаешь отлично об этом.
Но лишь ему и известна жизни цена.
A у меня нет для тебя ответа.

Стоит ли думать над каждою строчкой поэта?
Стоит ли плакать от каждого слова шута?
Время молчит. Ты ведь знаешь отлично об этом.

Проговорить я с тобою могу до рассвета.
Можно ли всю любовь уместить в слова?
Нет у меня и на этот вопрос ответа.

Где отыскать начало и где окончание ветра,
И почему в сентябре опадает листва?
Время молчит. Ты ведь знаешь отлично об этом.

Розовый куст возрождается новою веткой.
Xочет мечтой навсегда оставаться мечта.
Но почему, я пока не нашел ответа.

Что если львы собрались и оставили клетки,
А ручьям и солдатам настала бежать пора.
Будет ли время молчать? Ничего ты не знаешь об этом.
И у меня нет, как всегда, ответа.

№ 2. Мое искусство. Из Элизабет Бишоп. Перевод Геннадия Казакевича.

Терять — не так уж велико искусство.
Потерь случалось много без следа.
Еще одна. Не так уж это грустно.

Приносит каждый день потери чувство.
Ключи,. уходит время, навсегда…
Терять — не так уж велико искусство.

Живет в душе воспоминаний сгусток.
Чужие люди в брошенных домах…
Оставить дом — не так уж это грустно.

Все реже густо, много чаще пусто.
Не жалко денег. Деньги — что вода.
Найти еще — не велико искусство.

Но продолжается утрат беспутство…
Краев не посещенных имена.
В Париже не был. Разве это грустно?

Под каблуком стакан раздавлен с хрустом.
Мосты разрушены, забыты города…
Твою любовь беречь — мое искусство.
И не смотри, пожалуйста, так грустно.

ВИЛЛАНЕЛЬ состоит из девятнадцати строк — пяти трехстрочных строф и последней строфы-четверостишья. Первая и третья строка первой строфы по очереди повторяются в последних строках последующих строф и появляются вместе в последних двух строках стихотворения. Все средние строки трехстиший рифмуются между собой. Таким образом: на протяжении всего стихотворения, 1-я и 3-я строка, взаимно рифмуясь, попеременно заканчивают каждое следующее трехстишие; последнюю строфу заканчивают чаще всего обе повторяющиеся строки, образуя четверостишие.

СХЕМА ВИЛЛАНЕЛИ:
А1бА2 + АбА1 + АбА2 + AбA1+ АбА2 + AбA1 A2, где одинаковые буквы обозначают рифмующиеся слова на конце строк, цифровые обозначения при буквах — повторяющиеся слова концов строк. (Как обычно, большая буква — женская рифма, малая буква — мужская)

Как правило, классические вилланели пишутся ямбом, чаще всего пятистопным. Однако, в современной поэзии подход к этой форме не такой строгий. Встречаются вилланели, написанные четырех- или шестистопным ямбом, дольником или даже вольной строкой. Вместо рифм могут использоваться ассонансы. Повторяющиеся строки могут немного меняться от строфы к строфе.

Возрожденная в 19 в. во Франции, вилланель получает распространение в европейской литературе лишь в стилизациях. В России каноническую форму вилланели воспроизвел Валерий Брюсов, предприняв попытки изменения ее канона в произведениях «Последний спор», «В старом Париже»

№ 3. Все это было сон… Валерий Брюсов

Все это было сон мгновенный.
Я вновь на свете одинок,
Я вновь томлюсь, как в узах пленный.

Мне снился облик незабвенный,
Румянец милых, нежных щек…
Все это было сон мгновенный!

Вновь жизнь шумит, как неизменный
Меж камней скачущий поток,
Я вновь томлюсь, как в узах пленный.

Звучал нам с неба зов блаженный,
Надежды расцветал цветок…
Все это было сон мгновенный.

Швырнул мне камень драгоценный
Водоворот и вновь увлек…
Я вновь томлюсь, как в узах пленный.

Прими, царица, мой смиренный
Привет в оправе стройных строк.
Все это было сон мгновенный.
Я вновь томлюсь, как в узах пленный.
1910

№ 4. Во мгле под шумный гул метели. Валерий Брюсов

Во мгле, под шумный гул метели,
Найду ль в горах свой путь, иль вдруг,
Скользнув, паду на дно ущелий?

Со мной венок из иммортелей,
Со мной мой посох, верный друг,
Во мгле, под шумный гул метели

Ужель неправду норны пели?
Ужель, пройдя и дол, и луг,
Скользнув, паду на дно ущелий?

Чу! На скале у старой ели,
Хохочет грозно горный дух,
Во мгле, под шумный гул метели!

Ужель в тот час, как на свирели
В долине запоет петух,
Скользнув паду на дно ущелий?

Взор меркнет… Руки онемели…
Я выроню венок, и вдруг,
Во мгле, под шумный гул метели,
Скользнув, паду на дно ущелий.

№ 5. В старом Париже. Валерий Брюсов

Холодная ночь над угрюмою Сеной,
Да месяц, блестящий в раздробленной влаге,
Да труп позабытый, обрызганный пеной.

Здесь слышала стоны и звяканья шпаги
Холодная ночь над угрюмою Сеной,
Смотрела на подвиг любви и отваги.

И месяц, блестящий в раздробленной влаге,
Дрожал, негодуя, пред низкой изменой…
И слышались стоны, и звякали шпаги.

Но труп позабытый, обрызганный пеной,
Безмолвен, недвижен в речном саркофаге.
Холодная ночь над угрюмою Сеной

Не помнит про подвиг любви и отваги,
И месяц, забыв, как дрожал пред изменой,
Безмолвен, раздроблен в речном саркофаге!
1895

№ 6. Стихи последствий не имеют… Из Wistan Hugh Auden, пер. Геннадия Казакевича.

Стихи последствий не имеют —
Поэтов chorus — не слышней.
Мир не становится добрее.

Добро чем старше — тем дряхлее,
Уже не впрок ему елей.
Стихи последствий не имеют.

А зло чем старше — тем умнее,
Всё больше дамок и ферзей.
Игра не сделалась добрее.

Встречаются все реже феи,
Все чаще вижу крыс и змей.
Стихи последствий не имеют.

Гиганты гибнут, не старея,
А властью тешится пигмей.
Жизнь не становится добрее.

Ни, амфибрахий со спондеем,
Ни ямб, ни дактиль, ни хорей
Сей мир не сделали добрее.
Стихи последствий не имеют.

№ 7. Авраам. Геннадий Казакевич.

Чей голос слышал ты во сне, глупец?! -
Для жертвы этой время не настало.
Тебе ли знать, кто — жертва, кто — отец.

Вокруг пасутся сонмища овец.
Кому приплода их недоставало?
Ты что затеял, выскочка, глупец?!

Подумал ты, что сын твой — образец,
Что агнец непорочный он — тот самый?
Тебе ли знать, кто — жертва, кто — отец.

Вот горлица, вот овен, вот телец,
Вот праведников хор поет осанну…
Твой дар нужнее, думаешь, глупец?

Смотри! Что ни властитель, то — подлец —
В строй под ружье юнцов отряды ставит,
Не думая, кто — жертва, кто — отец.

Что от ножа, что на кресте конец —
Адамову отродью дела мало.
Не важно вам, кто — жертва, кто — отец.
Все это зря. Ступай с горы, глупец.

№ 8. Бросив Русь… Геннадий Казакевич

Бросив Русь, поселившись на время в раю, —
Я другого такого не видывал рая, —
Ностальгических песен я в нем не пою.

Не бывал я давно в бледнолицем краю,
Но случается — мимо границ проезжаю,
Бросив Русь, поселившись на время в раю.

А тогда, еще больше свободу ценю,
Вспоминая ярмо приказного раба я,
И поэтому новым князьям не пою.

Как же жаль, что и верные прежде царю
О свободе отечества снова мечтают,
Бросив Русь, поселившись на время в раю.

Как прохлада лесная мила сентябрю
На Руси и в просторах заморского края,
Вместо оды и гимна я лучше спою.

Но проверив засечку по календарю,
Слов не знав никогда и мотива не зная,
Бросив все, поселившись навечно в раю,
Ностальгических песен я не пропою.

№ 9. Старый слайд. Геннадий Казакевич

Переведен в компьютер старый слайд —
О, восхитительная сумма технологий!
И я влюблен, как жизнь тому назад.

Твой сквозь улыбку долгий грустный взгляд.
Московский вечер за окном один из многих —
Переведен в компьютер старый слайд.

Забыты Псков, Пицунда и Арбат.
Забыты авторы несбывшихся теорий.
Но те же мы, что жизнь тому назад.

Проходит всё, и нет пути назад.
И вдалеке уже увиден спуск пологий.
А на экране — тот московский слайд.

Другой народ, других событий ряд,
Вокруг другие проповедники утопий.
Но та же жизнь, что жизнь тому назад.

Другие окна и вечерний сад,
И ароматы эвкалиптов и магнолий.
Но рядом ты, как жизнь тому назад.
И на экране — тот московский слайд.

№ 10. Ключ.Ген.Казакевич (Вилланель-вариация на тему из Зинаиды Гиппиус)

Был дан мне ключ заветный,
Но адрес не был дан
Двери той незаметной.

Не знаю — цель предметна,
Или сокрыт обман
В ключе моем заветном?

Богатства там несметны,
Или стоит капкан
За дверью незаметной?..

Как день осенний блеклый
Уходит в никуда,
Ржавеет ключ заветный…

А я же в час рассветный
Люблю смотреть, когда
Проснёшься незаметно.

Хочу тогда бессмертья
С тобою навсегда. -
Зачем мне ключ заветный
К двери той незаметной?

Итак:
Схема канонической вилланели:
А1бА2 + АбА1 + АбА2 + AбA1+ АбА2 + AбA1 A2, где одинаковые буквы обозначают рифмующиеся слова на конце строк, цифровые обозначения при буквах — повторяющиеся слова концов строк. (Как обычно, большая буква — женская рифма, малая буква — мужская)