Печаль моя лавандового цвета, шанель, джерси …
Где в уголках припудренного ветра, чуть моросит,
Где блики предрассветных сновидений, впитал туман,
Где дрожь шальных пропорций светотени, хранят дома
Неведомо, кто ветром и лавандой томим, таим …
Но, если и не ты … то точно ангел с лицом твоим.

неразмоловшимся зёрнышком утром в чашке горчишь кофейной
позже запрыгнешь камушком в туфлю — проделки опытной феи
детский секретик ты мой во льду, фантик цветастый под стёклами
мой Городок в табакерке в беду с окнами тёплыми-тёплыми

ты проживаешь без визы и льгот в снах моего подсознания
то затаишься, то день напролёт шепчешь песни Сезарии
то рафинад опускаешь в ночь, помешивая невесомо
и календарь, отменённый прочь, мается снегом бессонным

не уходи, подожди, удержись — в радости хрупкого сердца
ниточкой шерсти согретая жизнь: некуда, некуда деться
я отыщу свой секрет подо льдом, стёклышко яркое, путь земной
зёрнышком кофе, камушком, сном — чем только можно… будь со мной

Мне снилось: я — старый японец, пасечник на Хонсю.
Супруга моя, Хотару, умерла двадцать лет назад.
Темно: светлячки повсюду — танцуют, кружат, поют.
Светло: и глазища карпа со дна устремляют взгляд.

Я стар, и один из ульев вчера поломал медведь.
И медленно-медленно время стекает по рамкам сот.
В моём языке нет места союзам «но» или «ведь».
В моём языке нет смысла модальной частице «вот».

Я имя своё не помню, но я помню имя жены.
Я рисовую лепёшку разжёвываю в забытьё.
Укладывается на татами надгробие тишины.
Утрачивается сомнение, что солнце завтра взойдёт.
… показать весь текст …