Глубина такая, что скоро я стану скатом
и, об дно расплющен, буду дышать в песок.
А она ныряет «ласточкой» и закатом,
и всегда обходит на выдох, на волосок.
Никогда не помню как плавники к бокам я
прижимаю прежде, чем прыгнуть за ней туда,
где на дне останусь пористым серым камнем.
Как родную дочь встречает её вода.
И она так любит: по-зимнему зло и льдисто,
по-весенему чисто, даже когда суров
горизонт над морем, сумрачен и неистов,
и разорван розой сорванных ей ветров;
и по-летнему — знойно, нежно — совсем осенне…
Ничего не боюсь. Ни веса воды, ни дна.
Потому что она — глубина, высота, спасенье.
Потому что море… море моё —
она.