Фредди — спазм нервов и мышц,
отвязный засранец с глазами психа —
мечта пергидрольных девиц из рекламных контор,
личных секретарей, менеджериц и тех,
кто не поднимая шумихи, каждый раз,
заслышав спортивный мотор,
элегантно вставали за кофе?
Пофиг! — Фредди в распахнутом лихо пальто
орал на весь город, размахивая руками,
бежал от неё, но не далеко, а так,
чтобы успеть до наступления катастрофы.
Фредди, ты помнишь себя в старой ванной?
Там плитка сходила со стен пятнами от ожогов
под взглядом прямым, завороженным.
— Кто выкрутил на полную краны, Фредди? —
Орал с четвертого разгневанный молодой родитель
и выписывал счет за ремонт,
обещая узлом завязать смеситель,
а мы смеялись рот в рот.
Когда с этих стен высох пот, Фредди?
Когда «я задержусь на работе»?
Когда черное платье — только дресс-код,
а не десяток страниц, смятых в блокноте?
Пофиг — тихо влетело колким осколком
между ресниц.
— Смотри, Фредди, прилетели синицы!
Давай вывесим им кусочек сала,
усядемся на подоконник, накапаем в аромолампу масло сандала
и будем смотреть во двор,
трогать друг друга пальцами ног, возиться под одеялом,
шептать «мяу» и вспоминать всякий вздор.
Ты помнишь, как пьяными возвращались из «Терека»,
пели белиберду, я то и дело сваливалась с поребрика,
а ты держал меня за-ру-ку?
Мы плыли, раскачиваясь, по Горького, по Фрунзе, по Гоголя,
притормаживали извозчики, предлагая увезти за недорого,
а нам хотелось, Фредди, смешаться, слиться
с этим городом, и мы размахивали рукавами, как голуби,
и кричали так громко, как только трамваи на улице могут кричать —
стонами, звуками, криками, орами —
в каждую клетку, в каждую пору вонзиться спорами
и прорасти.
Фредди, в хоккейной коробке по-прежнему птицы!
Краска с досок забора хлопьями чешуится
синими — на траву.
А под старой качелей —
та
же
лу
жа