Эполеты жгут плечи, как будто бы в мире декабрь…
Я устал от всего, но особенно — верить в приметы.
Скоро выпадет снег, и античность предстанет раздетой,
И прикажет палить из орудий седой коннетабль.
Мне же хочется крикнуть: «Откройте пошире глаза!»
Но мой город безумный беспечной Венецией бредит.
Это множество масок, закрытая линия рта —
Исполняется точно сценарий чужих интермедий.
Это тёмная магия, красная-красная ртуть…
Если выпьешь её — будешь слышать призывы Аттилы.
И пойдёшь, куда скажут, и к чёрту не сможешь свернуть.
Да и к богу, возможно… А если — то только вполсилы.
Я прожёг сто рубах, над свечой проводя рукавом,
Чтобы только не спать, не попасть в эпицентр карнавала.
Пока время не встанет нажатым поспешно курком,
Я хочу, чтобы ночь моя Бахом и Гайдном звучала.
Эполеты жгут плечи. Шагают к Сенатской войска —
Оловянных солдатиков тысяча ходит по кругу.
А седой коннетабль подливает в стакан коньяка
И сдувает с ладони на город смертельную вьюгу.
Я прошу: не бери за рукав, не смотри мне в глаза,
Твои рыжие волосы — знамя иного столетья.
Оловянных солдатиков участь всегда решена,
Но без них не слагают легенды подросшие дети.
Скоро выпадет снег — и Венеция может уснуть,
Окончательно, подло, позорно прижавшись к граниту.
Так открой же окно и поставь мне шестую сюиту,
На шинели моей помоги воротник застегнуть.
