Можно было бы всё списать на осень, но я с одинаковой убежденностью твержу это круглогодично — всё бессмысленно. От того, что есть это понимание, я не стою в проёме окна и не лежу в следующую минуту в сплющивающих объятиях асфальта — это, наверное, хорошо. Но от того, что есть это понимание, я не стою ни на одной ступени социума, чтобы в следующий миг подняться выше, а потом еще и ещё — это, наверное, плохо. Плохо не потому, что в моем положении ко мне относятся без внимания или в лучшем случае, надменно посмотрев сверху вниз, проходят мимо, а потому что я ощущаю себя пожизненным каторжником. Я не вижу смысла кончать свои дни собственноручно и одним махом, но совсем-совсем не понимаю, как встроиться в этот парад-алле с его горящими глазами и дешевыми пайетками. По мне, так эта перспектива бесперспективна.
Я по-хорошему завидую людям, просыпающимся каждое утро со стойким смыслом жизни как минимум на этот конкретный день, а кто-то ведь живет сознанием на многие лета вперед! Как? Как вы можете быть уверены или хотя бы надеяться на то, что приобретенные акции увеличатся в цене, и вы проведете старость в пеших прогулках по Европе, не отказывая себе в деликатесах местных рестораций? Как вам удается идти на второе и третье образование, копить на дорогие автомобили, вкладываться в будущее детей, ожидая непременной отдачи, когда все это может рухнуть в одну минуту из-за какой-нибудь Эболы, БАСа, ВИЧ, рака и прочих непредсказуемостей со здоровьем? Ну или предсказуемостей с политическими и экономическими играми 21-го века? Я не гоню на всё напраслину, но ощущаю во всём напрасность.
Ежедневно я трачу массу усилий на то, чтобы заставить ребенка не просто сделать уроки, а хотя бы сесть за стол и хоть что-нибудь предпринять. Когда я дохожу до исступленного крика, а он улыбается на это и невинно хлопая глазками спрашивает: «А что я сделал?», я думаю: «Почему моя смерть не наступила сейчас? Зачем я всё это делаю и буду делать еще лет десять? Чтобы мой сын дожил до 30-ти и задал себе тот же вопрос: и зачем взбивать эту пену, если она все равно осядет, и ты утонешь?». Зачем я так неблагодарно трачу нервы на другого человека (хоть это и мой ребенок), подыгрывая стереотипам и находясь в плену у норм воспитания? Чтобы сказать разочарованной в нерадивом ребенке учительнице, что я сделала все возможное? А может просто отпустить и попытаться заняться собой в первую очередь? Может я справлюсь с этой хандрой? Ну, а ребенок, кем-то же он все-таки станет, правда? Ну поваром, ну грузчиком или продавцом уж точно. А вкупе с незабываемой данностью, что всё — тлен, так это и вообще неважно, главное, чтоб кусок хлеба водился на протяжении периода умирания.
Иногда, совсем обессилев и психологически истощившись, я действительно включаю пофигизм, мотивируя себя тем, что все конечно, а потому не имеет смысла заниматься чем-то с такой самоотдачей. Я включаю пофигизм, отправляю ребенка через тернии к снам и иду в интернет — блуждать по чужим статусам и постам. И тут я сталкиваюсь со своим парадоксом.
Прокручиваю тексты о серьезном, актуальном, умные, пронизанные «опытом и чувствами» и вновь сталкиваюсь со всеобщей увлеченностью и уверенностью, что всё это — период умирания — бесконечная череда целей, эмоций и возможностей, смысл которых в них самих. Это все равно, что решать задачу, зная, что её решения не существует, но продолжая возбужденно исписывать миллионы тетрадей. А что если математик загипнотизирован или, вообще, фанатик? Но скорее всего его всячески отвлекают новыми формулами и ручками с самольющимися чернилами, ему подсовывают новые красивые тетрадки с ровными и яркими полями, подносят стакан воды и суют в рот трубочку, ты главное решай, главное забудь, что нет решения… и он самозабвенно забывается. А тот, кто вводит его в это состояние, наверное, не совсем энтузиаст, а всего лишь тоже «обманываться рад.»
Вас серьезно волнуют санкции против России? Вот правда, ваш организм и мозг получают стресс от факта, что не едать вам целый год сыра Бри и Камамбер?
Скажите, это все настолько имеет значение, что, предложи президенту компании Total Кристофу де Маржери взамен гибели во Внуково остаться живым, но отказаться от сочувствия и поддержки по отношению к России, стать приверженцем исключительно долларовых рассчётов между Россией и Францией, он бы остался верен своим принципам и только ради сохранения лица перед нами — будущими трупами, повторно стал бы жертвой (судя по всему, подстроенной) авиакатастрофы?
А может меня должно до глубины души потрясти и образумить прибивание мошонки и обрезание мочки Павленским? Да так потрясти, что я пойду бурлить в комментариях к пятитысячному перепосту на страничке у френда? Чёрт. Ну, серьёзно что ли?
Вот эта вся самопиарная пыль: «я не смотрю телевизор, а вы-то быдло…», «не читаю Донцову, а эти дуры…», «понимаю концептуализм современного искусства, в отличие от всяких там поверхностных…», «я — гомофоб/не гомофоб, а эти идиоты…», «я — не свиноматка, чтобы рожать и посвящать себя детям/ моё призвание быть матерью и продолжать род, а вам всем не понять…». УУУУУ!!! Вы что честно настолько вовлечены во всё это?
Эти лояльны и толерантны к одним, но харкают ядом в других — показуха? Те заявляют, что мизантропы и вывешивают в подтверждение результат онлайн-теста: «Я — 100% интроверт», чтобы собрать кучу лайков от «ненавидимых всей душой» людишек — маска? Третьи конвейером пускают перепосты умных статей, которые без ста грамм и словаря не прочитаешь, а сами «в тайне» лайкают котиков и модные лубутены — позерство? Четвертые пишут, пишут, пишут и растят гонорары в соответствии с ростом подписчиков — ЦА очередной бурлящей темы, вместо того, чтобы написать о собственном феерическом восприятии рассвета этим утром — подмена ценностей?
Все мы рождаемся не по своей воле, но почему-то и к смерти идем не своими дорогами. Я бы хотела умирать лет восемьдесят и в деревне, сидя под кронами любимых деревьев: абрикоса, каштана или грецкого ореха. Я бы хотела питаться их плодами и тем, что мы всей семьёй вырастим на огороде и засолим на зиму в банках. Я бы хотела просто любить своего сына, а не кроить его согласно лекалам детского развития от окружающих. Я бы хотела иметь веселую румяную невестку, чтобы вместе петь песни на завалинке. Я бы хотела печь пирожки и не торопясь читать хорошие книги внукам, а потом, если повезет, умереть спящей в кресле-качалке от удара в височную часть упавшего абрикоса, каштана или ореха.
Но реальность: общественное мнение и ожидания близких, намотали мои волосы на кулак и тянут в кипящее социальное жерло. В семнадцать я должна была приехать покорять Москву, в двадцать я должна была выйти замуж за перспективного москвича, в двадцать пять я должна была работать на престижном канале, в тридцать я должна быть в теме, в тренде и в мэйнстриме, в сорок я должна буду оставаться молодой и энергичной мамой перспективного сына москвича с хорошим образованием, обладательницей годового абонемента в фитнес или на йогу, владелицей бизнеса, движимого и недвижимого имущества… Да мало ли кем и с чем я должна буду быть, главное проявлять пассионарность! Тут всё. Я заранее опускаю руки и моё неспящее понимание, что всё рано или поздно закончится — не результат депрессии, как может показаться, а наоборот, спасательный круг, антидепрессант и энергетик. Планки неоправданно высоки и неестественно ломки, ну и судьи, ясное дело, всё ещё не понятно кто. Так что, если я не допрыгну или нарушу правила, пофиг, мы все, рано или поздно, будем дисквалифицированы. А пока я понимаю, под этими паетками, бирюльками и накладными носами скрываются совсем другие люди. Я так хорошо это вижу из зала, что никакие зазывания клоунов не в силах заставить меня поднять зад со своего тринадцатого места и приобщиться к их выступлениям на арене. Я могу, конечно, но Станиславский бы не поверил.
Болтания между надуманной актуальностью и затаёнными ретроградными мечтами. Метания между увесистой престижностью и легкостью бытия. Я — между терпимостью к упрекам из-за испорченного евроремонта пятидесятиметровой клетушки в шаговой доступности от метро и стойким обожанием двух крикливых неразлучников, сотни горшечных растений, черепахи, четырех кошек и двоих гиперактивных детей на той же самой территории.
Год от года я все больше взращиваю менталитет мегаполиса, но все усерднее сопровождаю это тягой к природной свободе. Муж представил меня своей посудомойке, стиральной машине, моющему пылесосу и увлажнителю воздуха, муж выводит меня в свет и позволяет участвовать в публичных дискурсах о геополитике, муж обеспечивает моей косметичке наполненность карандашами, подводками, тенями, тушью, лаками и прочими средствами, которые помогают ему меня любить. И мужу совершенно не нравится моё новое увлечение — караоке. А я так решила, раз уж помирать не по-моему, так с музыкой.
Каждую пятницу я наспех смываю с себя последствия недельного воспитания детей, надеваю всё лучшее сразу и в компании с подругой отправляюсь сажать голос. В прошлый раз усталость и уныние были такой силы, что звонок подруги был не совсем в радость, но я себя пересилила. Пришли рано, зал пустой, заказали для разогрева свой обычный Лонг-айленд и пока не сработали усилители, решили поболтать.
— ты слышала про нового маньяка? — с горящими глазами спросила Катька.
— что-что? — заерзала я.
— ну да! Топором людей рубит средь бела дня, правда, говорят, пока только на мужиков нападает, но всё здесь, в нашем районе.
Вот же, тудысь-растудысь, — подумала я и сказала:
— а ты не могла мне раньше рассказать? Я бы из дома хрен вышла!
— а я потому и не сказала, чтоб тебя вытащить — съехидничала подруга.
А у меня денег на такси нет, обострение ощущения фатальности и вообще, было бы вполне логично начать виток женских убийств с такой неприспособленной к жизни особи, как я. Попили, попели и перед уходом я оттарабанила: «Надежда — мой компас земной, а удача — награда за сме-е-лость», после чего отважно пошла навстречу концу. Но подруга не дала мне самоотверженно умереть и довезла домой на такси за свой счет, чем продолжила моё бессмысленное существование в городе лжи и вихляний.
Только здесь можно, не помня себя от азарта и усилий, зарабатывать кучу денег, чтобы потом оплачивать дорогостоящее лечение запущенных болячек за границей.
Только здесь можно выйти на променад и сложить голову под ударом шального топора. Только здесь может проводиться ежегодная Международная похоронная выставка «Некрополь», где вполне живые люди будут аплодировать на дефиле траурной одежды «Вечность».
Только здесь такое мероприятие как Всероссийский смотр достижений молодёжи «Похоронное дело в России: сегодня и завтра» может позиционироваться как перспективная отрасль жизни.
А меня муж выгоняет с нового года из декрета на работу (хотя кто меня с таким настроем возьмет?), чтобы «мозги прочистились» и появился интерес к умиранию в городских условиях — без варений и солений, зато под опекой бытовой техники. Бедненький, он даже не представляет, что по ночам мне снятся процветающие колхозы и светлое коммунистическое будущее. Хотя, просыпаясь, я понимаю, что это уже скорее полузабытое тёмное прошлое.
Всё было бессмысленным, всё сейчас бессмысленно и всё будет бессмысленным.