Он, она и велосипед.

Бесстыдно и дерзко, явно наслаждаясь ярким и сладким моментом, она лежала на кровати без одежды, прикрываясь одеялом и с улыбкой, присущей восторженным и впечатлительным людям, блаженно закрыла глаза. С удовольствием зевнула, переворачиваясь с бока на бок.

Она пыталась восстановить в памяти потрясающую и поднимающую её на высоту блаженства картину сногсшибательной страсти прошедшей ночи. Она улыбалась.

С кухни послышался небольшой шум — она уловила носом запах, готовившегося завтрака для неё.

И пусть этот завтрак будет простой, без изысков и большой фантазии, удовлетворяющий запросы изысканных гурманов, и пусть кусочки хлеба порезаны неровно, и пусть это будет даже

омлет с колбасой или обычный бутерброд — это вдвойне, нет, втройне вкуснее любого эксклюзивного ужина или завтрака в дорогом и модном ресторане.

Теперь она понимала — вместе завтракать и всматриваться друг в друга — это и есть настоящее счастье.

Оставшись вдвоём в опустевшем гнезде, где смысл, казалось бы, был потерян навсегда, глядя на разорённую детскую, откуда уже не доносился топот детских ножек и откуда не видно было зорких глаз, пристально смотревших в родительскую спальню, им было больно смириться с опустошившей их действительностью. Дети выросли, оставив вместо себя лишь связывающие их невидимой и неделимой нитью воспоминания, да некоторые вещи, которые они не успели забрать.

Они думали, что уже не смогут быть счастливыми — как жить, о чём говорить, чем заниматься, оставшись вдвоём? Ведь все эти годы они жили лишь для своих желторотиков.

Они готовили себя к тому, что наступит время и дети покинут родительский дом, но они не могли предположить, что это будет так больно.

Сейчас она вспоминала свой миллион терзаний лишь с горькой улыбкой.

Но они смогли пережить эту неизбежную разлуку и не только выжить, но и сблизиться друг с другом.

И снова начался их новый медовый месяц, только более страстный, роскошный, более насыщенный впечатлениями и более богатый палитрой красок и они, наконец -то, стали настоящими родными душами — они просто вросли друг в друга.

Они стали внешне даже чем-то похожи. Одинаковые мысли пробегают у них в голове, что когда они делятся ими, они лишь удивляются тому, что пересказывают свои переживания.

Возразите, что так не бывает?

Они теперь знали, что бывает.

Им теперь можно всё — не сдерживать свои порывы и не обращать внимания на скрипучие деревянные ламели, которые при каждом их содрогании прогибаются в такт напряжённым телам.

Можно всё — впускать в себя другую жизнь, с каждым движением становясь и ближе и дальше одновременно.

И губы, медленно скользящие по бархатной коже всё ниже и ниже. И руки — руки осязать везде — бесстыдно, откровенно и беззастенчиво.

И погружаться, и погружать, и вместе умирать, и вместе воскрешаться.

И не бояться своих желаний, и снова желать, и исполнять их снова и снова, и не насыщаться вдоволь.

Они могут позволить себе такую до

селе не позволительную роскошь — быть собой, без притворных ужимок и искусственных слов, и расцветать, и вянуть, как настоящий цветок, и наслаждаться, и услаждать, и не сдерживать своего подлинного восторга, и радоваться, и жить.

Они могут и обнимать, и уклоняться от объятий.

И вместе стареть, и танцевать под летним тёплым дождём, одёргивая мокрую прилипшую одежду к ногам, и кружиться, кружиться в только им понятном танце.

И плакать вместе, обнявшись в горе, крепко-крепко, и слышать, как стучат сердца в одном темпе, в одном ритме, на одной волне.

А теряя близких, ощущая одну, единую боль на двоих, проникать вглубь общих ощущений безысходности и не желать принять неизбежное.

И когда душевная рана одна на двоих, кровоточащая, которую, априори, ничем нельзя заглушить, и любовь, и прикосновения другого, но близкого по духу существа, действует, как фибриновый клей — склеивая края раны, не оставляя грубого рубца, исцеляя, казалось бы, навечно поломанное и не поддающееся восстановлению, врачуя, как острую, так и хроническую боль утрат.

И теперь, они понимали, что так бывает — потому что всё это испытали.

И это тоже счастье, и, наверное, самый большой интим, который когда-либо может быть — в их представлении.

Они

уже понимали, что можно давать другому право на ошибку, можно снова подниматься и идти дальше. И можно снова быть счастливым.

Утро было действительно волшебным.

С аппетитом насладившись скромным завтраком, они пошли в парк, где была запланирована фотосессия под названием — «Он, она и велосипед».

Хотите быть счастливыми?

Купите велосипед.