А «недоаргумент» стоял у кабинета куратора ФЭС и ждал, когда те выйдут — попытка подслушать ни к чему не привела, как бы он не изворачивался. Генерал подозревал, что эти четверо: любимчики министра и они что-то постоянно скрывают. Даже в ситуации с этим теннисным мячиком (да-да, это все остальные забыли, а вот он нет), да и с этой операцией что-то не то… Чего только одно название стоит — Хроноворот! «Идиоты тупые, — думал про себя „недоаргумент“, потирая свои паучие ручки, — наверняка всяких фэнтези начитались!», он рассерженно топнул ногой в слишком с загнутым носком туфлей, да так и зацепился да полетел на пол! Его чересчур длинные ступни вечно играли с ним злую шутку: ещё в детстве над этим многие смеялись. Разозлившись на самого себя, он зашёл за угол и сунул руку в пыльный шкаф, оставшийся от рабочих, а сам он часто здесь хранил обувь. А эту пижонскую, как назвал её его сосед по кабинету, ему уже хотелось выкинуть. «И тоже мне, Люба! — думал он про жену, что посоветовала ему сегодня так одеться, — типа, дорогой, Ися, тебя так заметят. Заметят, как же, на телефон заснимут и в Ютуб выложат!»

В этот самый момент у вышеназванного Иси зазвонила его старая потрепанная Нокиа, а на экране было видно: «Люба», мужчина заскрипел зубами, ибо «пижонская обувь» никак не хотела сниматься, но он слишком дорожил своей женой (своей драгоценной Любовией, хотя многие подбивали его жениться на молодой красавице):

— Привет, дорогой, — песочным голосом отозвалась Любовь в трубке, — как совещание?

Мужчина вздохнул: — Никак. Отвратительно, — потом скосившись назад добавил, — из-за твоей этой обуви ещё хуже.

В трубке несколько секунд была слышна тишина, а потом недоумённый голос жены поверг «недоаргумента» в шок: — Какой обуви?

Теперь уже была очередь генерала молчать. А потом он разозлился, чего в адрес жены вообще крайне редко делал: — Люба! — довольно громко для пустого, после недавнего ремонта, коридора возопил он, что звук обратно ему по ушам вдарил, — шо ты за дурака дэржишь?! — иногда в моменты волнения у него прорывались слова на балачке.

Судя по голосу в трубке, Люба обиделась: — Ися, я не понимаю…

Генерал чуть смягчился и добавил: — Прости меня, Лю, — он почесал бородавку на шее, — но я тоже на память не жалуюсь. Сегодня утром ты мне впарила какие-то пижонские туфли…

— Пижонские говоришь? — иногда его жена умела взвинчиваться как ультразвук. — Это не те, что с загнутыми носами?

«Недоаргумент» непонимающе взглянул на стену перед собой, как будто там что-то могло быть, но ответил: — Они самые…

На что его жена, чей голос уже не был ультразвуком, но ещё свиристел как чайник: — Ох, батюшки Епатюшки Коловратюшки! А я их целый день ищу, ведь хотела же отдать бабе Блак из четвёртого подъезда… — тут связь прервалась и мужчина понял, что скорее всего пришла та самая «баба Блак», с которой его жёнушка общается. Эта Блак была какой-то странной, не то, что бы она совсем не нравилась ему, но что-то определённо в ней настораживало. Иногда ему казалось, что она знает намного больше, чем он думает, да и называть её «бабой» что-то не хотелось, всегда и исключительно — мадам…

Хотя, надо отбросить в сторону сантименты! Кто-то засрал его голову, внушил, что именно жена ему эти самые туфли и всучила, а не могла она этого сделать! Тут его отвлёк проходящий мимо Узилев, который, как показалось, гаденько улыбнулся! «Рыжее недоразумение!» — про себя прорычал генерал, смотря вслед уходящему коллеге, он терпеть не мог многих своих коллег, особенно эту четвёрку бездельников: Султанов, с его идиотской ФЭС (кто же не знает, какие чувства, по-настоящему, питает Руслан к Рогозиной, только хрен там ему обломился в лице Николая Петровича); Долохов с его «особым подразделением», которое не пойми чем занимается (сам наш доблестный генерал не смог узнать, а у него связей, дай бог каждому такие), хотя сам по себе Лев Антонинович особой неприязни не вызывал, но и близко к себе никого не подпускал, да и их недавний конфликт к хорошему отношению не привёл; Иннокентий Гончаров — вчерашний школьник почти, совсем сопля, а рыжий Узилев як бедствие ходячие, вроде взрослый мужик, но ведёт себя зачастую как ребёнок и идеи у него ребяческие, только вечно хлопает своими голубыми глазами…

— Совсем раскис ты, Ися! — обратился к самому себе мужчина. — Какое тебе до них дело-то? Вот надо сделать так, чтобы министр принял твои идеи, а ты в какие-то сантименты…

И на этой малорадостной ноте он побрел по слишком ослепительному коридору, который нещадно выжигал ему глаза — приобретённый рефлекс. Даже яркий солнечный свет не пугал его так, как отражённый матовый, это всё воспоминание об эпичном падении с карусели, когда ему было пять. Всё, что он помнил, это как старшая сестра Анфиска оставила его с мадам Блак (он никак не может запомнить её длинное и вычурное имя, состоящие из нескольких), посадила на карусель, что собрал какой-то «Кулибин» из дерьма и палок (а школьники притащили эту ржавую развалину к ним во двор, попросив рабочих их ЖЭКа её приварить; потом вымпел себе пионерский повесили, бездельники) и убежала к подружкам. Дальнейшие события произошли слишком стремительно: вот он болтает с Блак о всякой ерунде, крутится, и летит на землю с катастрофической скоростью и всё, что он видит — это яркий белый матовый свет, отражённый от стены его дома! В себя он пришёл только через день вечером, как ни странно у него не было травм вообще, хотя он чувствовал боль, но мадам Блак заверила его, что это просто испуг. Но врачи пребывали в полнейшем недоумении — упасть с высоты, да ещё и на ускорении, а на нём ни царапины, как будто что-то замедлило его падение. Правда, конечно, карусель убрали — за что мальчишки возненавидели его ещё больше, но он и до этого, по его мнению, ничего им не делал! Подумаешь, знал где, кто и что делает и рассказывал их родителям. Да и Анфиске потом крупно влетело, а ей потом и в школе влетело, ведь она слушала западную музыку и красилась каждое утро!

Именно поэтому он, хоть и побаивался мадам Блак, но не прогонял её, шестым чувством ощущая, что к его спасению, непостижимым образом, она и причастна. Тут белая стена наконец-то закончилась, его немного отпустило и он пошёл бодрее. Дверь, что вела в один из непонятных коридоров, распахнулась и неё вышли довольно разъярённые Долохов и Султанов, посмотрели друг на друга и снова, да, что за такие привычки у них, немного потеребили свои левые рукава.

«Недоаргумент» презрительно усмехнулся: — Ну, что, Султанов, — сказал он небрежно опираясь на стену, — вставил вам министр без вазелина? — и генерал издевательски смотрел на лишний вес другого генерала.

Султанов метнул взгляд сначала на Долохова, потом послав ему испепеляющий взгляд, повернулся и ответил: — Слушай, Сяся, можешь уже, отвалишь от меня и от ФЭС? — такое обращение (к не друзьям) было не в духе Султанова, но и расстилаться перед очередной мразью он и не будет.

— А то что? — мужчина не стал реагировать на довольно обидную дразнилку его имени, но позу агрессивную всё-таки принял.

Тут неожиданно для «недоаргумента» к нему повернулся Долохов: — А то я сейчас на тебя докладную напишу, — зло припечатал он, сузив глаза, в речи был заметен английский акцент (а то, что это именно английский акцент, сомнений не возникало; муж переводчицы как никак), и генерал с непониманием уставился на Долохова.

— И что ты скажешь? Позволь, я тебя проверю с помощью своего, — он прищелкнул пальцами, — особого подразделения, — на этом моменте он провёл по воздуху руками прямо перед лицами Руслана и Льва.

Султанов и Долохов едва заметно переглянулись, а их недруга отвлёк телефонный звонок и он от них отвернулся. Лев Антонинович быстро, пока тот не видит, сделал пасс рукой и наколдовал лёгкий куполок — они могли колдовать без палочек на примитивном уровне, иначе бы министр не стал бы их подвергать такой опасности. Естественно, что заниматься «стыковой» работой, непосредственно, было бесполезно.

— Рус, ты ЭТО видел? — спросил Долохов под куполом, показывая метку на руке «недоаргумента», но наружу было слышно лишь будто, что они снова шипят друг на друга, по привычке.

— Видел, Доля, не дурак, — ответил ему Султанов, хотя решительно ничего не понимал. Тут они стали прислушиваться к телефонному разговору, который был достаточно громким.

«Недоаргумент» ходил взад-вперёд и с недовольным видом с кем-то разговаривая, его паучие ручки то и дело перебирали жиденькие волосики на подбородке, а сам он, забывшись, снова пытался стащить с себя эти идиотские туфли, никак не хотевшие слезать с его ног. Султанов давился смехом молча, отвернувшись к окну: лучше смотреть как ласточка вьёт гнездо, так быстрее можно успокоится, а вот Долохова-таки заинтересовали эти туфли! Лев пялился на них во все глаза, поджав губы. Султанов хотел уже было под шумок его дёрнуть, но тут они ненароком прислушались к диалогу:

— Да-да, мадам Блак, — соглашался с чем-то их оппонент, — так и быть, пятнадцатого заеду к вашему внуку на дачу, — и возведя глаза к потолку, заикаясь, прошипел — Н-называть вас по имени? Уговорили, мад… Урса, до встречи!

Он выключил мобилу, бросив самому себе поднос: — Ну, и имена у них, блин: Урса Майор, Камелопардалис, Интеркрус Орион, — и почесывая свои кустистые брови, с мышиного цвета волосами, бормотал под нос, роясь в поисках записной книжки, — Надо бы запомнить, надо бы запомнить…

Эта информация вкупе с увиденным повергла двух старых товарищей в ступор! Урса? Камелопардалис? Интеркрус Орион? Блак? Лицо Долохова так и застыло, а Султанов тут же догадался снять купол.

— Чё уставился, — совсем не по-генеральски заявил «недоаргумент».

— Заткнись, — Долохов подошёл к нему ближе и пристально посмотрел на него. — А ты с кем сейчас разговаривал, Ися?

— Не вашего ума дела, товарищ, — Ися издевательски выделил это слово, — полковник! Соседка, и вообще я тебе не Ися, а Михаил! Да, как ты со старшим по званию разговариваешь?! Давай, ещё напади на меня, знаю: ты же только это делать и умеешь…

Долохова передёрнуло, ведь именно по милости этого мудака его понизили в звании и, собственно, теперь, чтобы пригласить Льва на совещание надо было иметь весомые аргументы.

— Нет, извините, товарищ генерал, увольте, — Лев Антонинович показал все свои манеры и, выпрямив спину, удалился.

«Недоаргумент» скривил рот и повернулся к Султанову, он хотел было тоже что-то ему сказать, но права не имел, а Султанов жёстко произнёс, глядя в глаза:

— Зря вы так поступаете, Михаил Арнольдович… — хотя на самом деле хотелось вмазать в эту морду с размаху, но они и так на карандаше у министра.

— Ты мне ещё угрожать будешь, Руслан Султанович, — он раздул свои не шибко большие ноздри, — или ты с этим заодно?

Султанов вздохнул и, якобы, собираясь, уходить, ответил: — Нет, но…

— На «нет» и суда нет! — громогласно сказал Михаил Арнольдович, стремительно покидая коридор. Босиком. Каким-то немыслимым образом и титаническими усилиями, не считая содранных до крови ногтей, ему удалось стащить проклятое изделие (на самом деле, Михаил не так уж, и ошибался). Как только за ним закрылась дверь, Султанов расхохотался и пошёл искать Долохова, тому всегда не очень хорошо, когда кто-то несправедливо показывает своё превосходство. Немного подумав Султанов аппарировал в ещё один коридор, про который Долохов думал, что он известен только ему одному.
----

Действующие персонажи:
Лев Антонинович Долохов — канон «Следа», замминистра МВД. генерал, куратор (основатель) ФЭС (Федеральной Экспертной Службы), в моём фанфике является волшебником;
Руслан Султанович Султанов — мой персонаж; начальник Аврората, полковник;
Михаил Арнольдович «Недоаргумент» (он же Ися, Сяся) — мой персонаж, магловский генерал;
Любовь — жена «Недоаргумента», профессиональный переводчик, преподаватель;

Упоминаются:
Урса Майор Блак (баба Блак, мадам Блак) — мой персонаж; соседка «Недоаргумента» из четвёртого подъезда;
Анфиска — сестра «Недоаргумента»
Иннокентий Гончаров — мой персонаж;
Узилев (Выдра)
Галина Рогозина — канон «Следа», полковник, руководитель ФЭС;