***
Этот август пришел как положено, с молнией и грозою,
а потом — во всю ширь небес мелькали зарницы.
Смола с иконы Спаса стекала слезою.
Грозил кулаком Илья с огненной колесницы.
Он кричал-громыхал — я был Перуном когда-то,
я был олимпийским Зевсом, прославленным громовержцем,
я был иноверцем, язычником, а после понял, что свято,
и резал горло нечестивцам и иноверцам.
Но облака разошлись, засияла в полную силу,
луна, и рассыпались звезды по черному бархату ночи,
и ослабла рука, что нам расплатой грозила,
загустела смола, что мрачила Господни очи.
И август ночной стоял и плоды созревали,
и цветение позднее опьяняло нас ароматом,
и небо было просторным, в нем было место печали,
и по земле гулял мохнатый примат с автоматом.
Мелькали зарницы — пророка детская шалость.
Земля, впитавшая влагу, освящала позднее лето,
сияла луна, а где-то война продолжалась,
потому что война всегда продолжается где-то.