Весной не хочется читать… слова, не слушаются слога,
Молчание угодно Богу, всё бесполезно… тянет спать.
А в корешках любимых книг ветшают милые страницы,
Они не могут измениться, застыл чудесный их язык.
Пыльцой березы и ольхи, нам неподвластные, другие
Рассеивая аллергию, плывут по воздуху стихи.
На предложение и спрос плюют и просятся под кожу,
Но это многозвучье может внезапно довести до слёз.
И если человек вдохнёт их незаметную заразу,
То говорит, и плачет сразу… да только кто его поймёт?

***

Упрямый грифель обнимая, проводишь линию, спеша,
И чувствуешь, что ты — прямая на острие карандаша,
Творец невидимый без спроса, неназываемый другой
Тебя рисует как набросок такой же легкою рукой.

Слова и мысли уплывают, и удивлённо смотришь ты,
Как на бумаге оживают незавершенные черты.
Доверившись воображенью, во мраке и при свете дня
Ты подчиняешься движенью и говоришь: «Рисуй меня!»

Везде от Нила и до Яузы в объятьях серо-бурой тины
Мы тащим, как барон Мюнхгаузен себя за патлы из трясины,
Не верим в тяжесть ситуации, боясь принять исход унылый,
Сопротивляясь гравитации с наивной распоследней силой.
И пусть суставы не сгибаются, мы побеждаем в поединке,
Над камышами поднимаются уже разбухшие ботинки,
И мы почти летим счастливые и на ветвях ворон считаем,
И корчим рожи некрасивые и смело в облаках витаем,
Отважно с вихрями сражаемся… скажи, кому какое дело,
Что мы всегда освобождаемся, внизу своё оставив тело.