Пока ударник-тракторист,
как лев, сражался с урожаем,
пока заслуженный артист
играл вождя, неподражаем,
пока давала план страна
и диктор пел про пятилетку,
лишь я, бездельник и шпана,
в бинокль разглядывал соседку.
Как возвращается домой,
включает свет и кормит кошку,
ко мне становится спиной,
снимая блузку и серёжки.
И между собственных теней
вот так и ходит полуголой.
Я рассказал бы всё о ней,
когда бы не семья и школа.
Когда б не стыд и не вина
за эти окна и простенки,
за то, что видел, как она
уснула, обхватив коленки.
За то, что я в ночи, как тать,
стоял и думал удивлённо —
а как её могли бы звать?
Любовь, а может быть — Алёна.