— Ты любишь кошек?
— Обожаю!
— А ты запрись с кошкой в ограниченном пространстве месяца на три…
— Давай! Я с удовольствием!
И тут сказочник поймал ее на слове.
Все три месяца она ни с кем, кроме кошки, не общалась.
— Ну как? — спросил ее молодой человек через три месяца.
— Во мне проснулась собака! Уже через месяц я стала на неё лаять! А через три месяца я лаяла на нее непрестанно!
— На самом деле тут нету ни логики, ни идеи, ни сверхзадачи, — сказал молодой человек сказочнику.
— В следующий раз не будет делать необдуманные обобщения, — ответил сказочник.
А она опять полюбила кошек, но больше наедине с ними не оставалась.

— Меня кормят мои кошки.
— Почему?
— Раньше я кормила кошек, а теперь кошки кормят меня.
— А чем?
— Кошачьим кормом, конечно!
— А, если бы ты кормила кошек обычной едой, они бы тебя тоже нормальной едой кормили?
— Почему? Кошачий корм — это лучшая в мире еда! Это наилучший из возможных миров, когда все едят кошачий корм.
— Нет, этот мир не подлинный, и вкус у еды не настоящий.
А стоит ли по поводу неподлинного мира испытывать подлинные эмоции и вчувствоваться во вкусовые ощущения?
— Нет ничего более подлинного, чем кошки и ничего более вкусного, чем кошачий корм. Нет и не может быть других миров, кроме мира с кошками.

— Почему ты молчишь?
— У тебя карт-бланш!
— Ты что, кукла?
— А что, нет?
— Но я же тебя так затискаю!
— Это твоё дело, тискай!
— Сказать «охренеть» — ничего не сказать, — сказал редактор, прочитавший эту рукопись.
— Да он онанист, просто он не умеет тискать, — сказал второй редактор.
— А поставь себя на его место? — сказал третий редактор.
— Я — это он, он — это я! — сказал четвертый редактор.
Члены редколлегии стали совещаться. Решили проголосовать, дописывать ли этот рассказ.
Но секретарша засунула рукопись в шредер.
— Я тебя люблю! — дописал шредер рукопись.