Намётанным взглядом художника Мане отметил трепет свечей, выхватывающих из полумрака резную скульптуру, краски алтарных картин, расставленные повсюду белоснежные букеты. Торжественно звучит орган, вступает «ангельский» хор мальчиков, и аббат Юрель выплывает навстречу в праздничном облачении. Нет слов, роскошная композиция, хоть сейчас на полотно и на выставку в Салон!

Но ведь жених не он. Тогда что же он здесь делает?

Выдаёт замуж любимую. И за кого? За младшего брата! Через несколько минут его Берта станет госпожой Эжен Мане. А завтра на двери их квартиры появится табличка «Юрист г-н Эжен Мане с супругой». Как сказала Берта: «Завтра я избавлюсь от романтических химер. Удастся ли?»

Целый год мать уговаривала Берту выйти замуж за Эжена. Ведь он — солидный юрист, не то что дочкины друзья-художники. Мадам Моризо, утирая счастливые слёзы, то и дело косилась на Эдуарда: как бы не сорвал венчание.

Мане горько улыбнулся: может ему стоило захватить в церковь пару натурщиц. Нет, пора остепениться. В конце концов, ведь он любит обоих — и брата, и Берту, а значит, надо пожелать им счастья, коль уж они решили соединить свои судьбы. Впрочем, для Берты эта свадьба совсем не праздник. Скорей необходимость.

Прошло уже почти семь лет с тех пор, как Берта познакомилась со старшим Мане. Семь лет их странной любви…

Эдуард встретил Берту в Лувре, где двадцатисемилетняя художница старательно копировала картину Рубенса. В то время 36-летний Мане был уже знаменит — блестяще, скандально.

Он написал шокирующий «Завртак на траве» и еще более эпатирующую «Олимпию» — полотна, которые превозносили и ругали одновременно.

Женщины сходили по нему с ума, обивали пороги модной мастерской. Но никто не задерживался — ни в мастерской художника, ни в его сердце. До тех пор пока в его жизни не появилась Берта Моризо.

Она приходила в мастерскую с матерью и чинно сидела, пока Мане делал наброски. По примеру Гойи Мане решил написать сцену на балконе. Берта и вправду похожа на испанку: тяжелые тёмные волосы, нервное одухотворённое лицо и таинственные глаза такого глубоко зелёного цвета, что кажутся почти чёрными.

Красота Берты производила почти колдовское впечатление. Она покорила не одно мужское сердце, но взаимности не сумел добиться ни один. Но Эдуард с первого взгляда понял, что под маской холодности скрывается очень страстная натура. Он писал с неё сцену своего «Балкона», а она пожирала его своими глазищами. И он, общепризнанный ловелас был с ней весьма деликатен. Берта, такая смелая в работе, в жизни оказалась недотрогой.

Мане всячески старался обратить на себя внимание Берты: вызывал у неё ревность, притворно критиковал её работы (тайком восторгаясь ими) или наоборот превозносил её перед другими учениками. Но Берта сразу ему сказала, что никогда не согласится на любовную связь. и причина у неё была весомой — Мане был женат и расставаться с женой не спешил. Домашний уют и игра Сюзанны на фортепиано по вечерам ему были дороги, но больше их сложная совместная история не позволяла её предать.

Они прожили вместе 22 года. Познакомились в далёкой юности, когда двадцатилетняя учительница музыки мадемуазель Сюзанна Ленхоф пришла в дом Мане давать уроки братьям Эдуарду и Эжену. Мадемуазель была поражена — она рассчитывала учить милых крошек, а увидела почти своих ровесников. Эжену уже исполнилось 17, Эдуарду — 18. Сюзанна была чудо как мила — прелестные белокурые волосы, матово-молочная кожа, ямочки на щёчках, особенно притягательные, когда она улыбалась. А улыбалась девушка часто.

Она вообще никогда не унывала — ведь ей, дочери голландского органиста, приехавшей во Францию, самой приходилось зарабатывать на жизнь, и оптимизм был ей главной опорой. Сюзанна не впала в отчаяние, даже когда поняла, что ждёт ребёнка от Эдуарда, хотя знала, что он не может на ней жениться — иначе отец лишит его средств. Она любила Эдуарда без горечи и претензий — ведь юноша был так неотразим и остроумен!

О рождении мальчика Леона пришлось рассказать бабушкам — её матери и матери Эдуарда. Бабушки решили записать младенца, как младшего сына госпожи Ленхоф, а истинные родители для всех стали крёстными Леона. Всё это происходило в тайне от господина Мане.

Только после смерти отца Эдуард женился на Сюзанне. Леону было уже одиннадцать лет. Сын так и остался навсегда крестником своих настоящих родителей.

Эдуард считал Сюзанну слабой, а Берту сильной. А как можно бросить слабого? Ведь она пропадёт!

А с Бертой они молча любят друг друга! Глаза об этом кричат! Хоть жениться на ней Эдуарду не суждено, она никуда и никогда от него не уйдёт!

… И вот теперь после этой свадьбы Берта наконец станет госпожой Мане. Его Берта…

Теперь молодой художнице хотелось думать, что, может быть, Эжен любит её по-настоящему. Ведь он знал об их романе с братом и всё равно женился. Берта скрипнула зубами. Она переняла эту дурацкую манеру у Эдуарда. Пусть, наплевать! Зато теперь она может без стеснения смотреть в глаза Сюзанне.

А Эжен был воодушевлён. Главный приз достался ему. Раньше он на Берту мог только заглядываться, а теперь она — его жена. Он может работать и адвокатом, и частным поверенным, а в июне ему обещали неплохое место в суде. Так что он даст жене гораздо больше, чем мог бы предложить ей брат.

На следующий день после свадьбы Берта отправилась навестить семейство Эдуарда. Ей хотелось отхлестать хозяина по физиономии — пусть бы это было платой за ночной урок любви, который не Эжен, а он должен был ей преподать. Хотелось накричать на тихую Сюзанну, снова и снова пытающуюся осилить ноктюрн Шопена. Однако Берта выглядела весёлой, почти счастливой. И Эдуард сломался.

Он запил и начал заводить интрижки с заказчицами, порой приводил женщин прямо с улицы.

Супружеская жизнь Берты протекала тоже отнюдь не безоблачно. Она родила дочь, Эжен стал часто болеть, и Берте приходилось и о малышке заботиться, и картины писать, и устраивать выставки.

Здоровье Эдуардо сильно пошатнулось. Нога сначала ныла, он не обращал внимания, потом он без палки уже не смог ходить. Страшная весть застала врасплох — у него гангрена.

Свой шедевр «Бар в Фоли-Бержер» — Мане заканчивал, будучи смертельно больным. Он писал гимн вечному празднику жизни, и так не хотелось уходить с этого праздника! Юную барменшу рисовал с натуры. У девушки были голубые глаза и рыжеватые волосы. По удивительному совпадению её звали как жену — Сюзанной. Но когда картина была закончена, с полотна на мир в который раз смотрела Берта Моризо.

После смерти 52-летнего Эдуарда Мане остались лишь долги и картины. Через пару десятилетий за них будут сражаться лучшие музеи мира.

А тогда Сюзанна и Эжен во всех несчастьях семьи винили Берту. Она по всему дому развесила катрины Эдуарда и часами просиживала перед ними, забросив работу. Когда муж внезапно умер, у неё не оставалось слёз.

«Она все их выплакала за годы совместной жизни», — скажет потом Огюст Ренуар. А уж ему ли не знать! Ренуар всю жизнь писал портреты Берты, которую тайно любил, но не проронил ни слова о своём чувстве.

В семейном склепе Мане Берту положили рядом с Эдуардом, а Сюзанна присоединилась к ним только в марте 1906 года — спустя 11 лет.