Какая связь? Да самая прямая, оказывается. Будет длинно, но не поленитесь. Кого-то из вас пробьёт дрожь!
Дело было в 1926 году. Едва отгремела Гражданская, до всеобщего Интернационала и победы коммунизма на отдельно взятой планете оставались считанные годы… по крайней мере так казалось бойцам. Поэзия Серебряного века рухнула вместе с царским режимом, страна требовала новых стихов — горячих и резких, как сабельные удары.
Михаил Светлов (Шейнкман) был одним из множества молодых, рьяных и голодных поэтов, наводнивших в те дни Москву.
Сын местечкового торговца, он всей душой принял революцию. В 16 он стал главредом журнала «Юный пролетарий», в 17 ушел на фронт, отдав кровавую дань Гражданской. На войне он начал писать стихи, в 23-м выпустил первый сборник, в 24-м переехал в Москву и продолжил печататься. Коллеги считали юношу вполне перспективным.
Поэты тех лет охотно спорили на любые темы. Их одинаково беспокоили НЭП, электростанции, половой вопрос и мировой пролетариат. И романтика в революционной поэзии оказалась одной из болезненных тем. Революционер двадцатых был солдатом, матросом и настоящим бойцом, а его песня — маршем или гимном.
Однажды, майским вечером он прогуливался по Тверской без особенной цели.
Во дворе кинотеатра «Арс» поэт увидел вывеску гостиницы «Гренада». И его осенило.
Поэтическое вдохновение, момент предвидения — штука сложная. Светлов не мог и предположить, что спустя десять лет коммунисты отправятся в Испанию сражаться с режимом Франко.
«Ничего»
…У меня появилась шальная мысль — дай-ка я напишу какую-нибудь серенаду! Но в трамвае по дороге домой я пожалел истратить такое редкое слово на пустяки. Подходя к дому, я начал напевать: «Гренада, Гренада…» Кто может так напевать? Не испанец же? Это было бы слишком примитивно. Тогда кто же? Когда я открыл дверь, я уже знал, кто так будет петь. Да, конечно же, мой родной украинский хлопец, — вспоминал Светлов.
Стихотворение, скажу прямо, мне очень понравилось. Я с пылу, с жару побежал в «Красную новь». В приёмной у редактора я застал Есенина и Багрицкого. С Есениным я не был коротко знаком, но Багрицкому я тотчас же протянул стихи и жадно глядел на него, ожидая восторга. Но восторга не было. «Ничего!» — сказал он. Редактора «Гренада» также не потрясла: «Хорошо. Я их, может быть, напечатаю в августе». А был май, и у меня не было ни копейки. И я, как борзая, помчался по редакциям. Везде одно и то же… Я отправился к Иосифу Уткину. Он тогда заведовал «Литературной страницей» в «Комсомольской правде». Он тоже сказал: «Ничего!», но стихи напечатал"…
«Гренада» произвела эффект разорвавшейся бомбы.
Им впечатлился Маяковский — выучил наизусть, читал на своем вечере в «Политехническом» и первым посулил молодому поэту большую славу.
«Светлов! Что бы я ни написал, всё равно все возвращаются к моему „Облаку в штанах“. Боюсь, что с вами и с вашей „Гренадой“ произойдёт то же самое».
Маяковский ошибся — после «Гренады» была «Каховка», второе из стихотворений, благодаря которым Светлов остался в русской литературе.
Юношу стального поколенья
Похоронят посреди дорог,
Чтоб в Москве ещё живущий Ленин
На него рассчитывать не мог,
Чтобы шла по далям живописным
Молодость в единственном числе…
Девушки ночами пишут письма,
Почтальоны ходят по земле.
Увы, такова жизнь. Зато «Гренада» пережила автора и покорно ложиться в пыльные кладовые истории все еще не собирается. Что произошло со стихотворением дальше?
Гренада моя!
Потенциал будущей песни оценили многие композиторы и исполнители. Свою версию музыки в 27 году предложил Юлий Мейтус. В 29-м году «Гренаду» впервые исполнил Утесов, вложивший в джазовый ритм цокот копыт и напряжение бешеной скачки.
Популярную песню подхватили Интернациональные бригады в Испании 1936−39 годов. Для отважных бойцов стали реальностью слова:
…Я хату покинул, пошел воевать
Чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать…
На памятнике венгерскому писателю и компатриоту Мате Залка были высечены именно эти строки.
И в концлагере Маутхаузен заключенные из «блока смерти», сумевшие поднять восстание и организовать побег, пели «Гренаду» — она стала гимном сопротивления, таким же как «Белла чао» для партизан.
После войны «Гренада» не сдавала позиции очень долго. В отличие от большинства официозных комсомольских песен она вызывала живой отклик, вдохновляла на подвиги тех, кто никогда не видел настоящих боев и заставляла плакать ветеранов-интернационалистов. Светлов был молод, когда писал «Гренаду» и чувства его были молоды и светлы.
Новую версию песни сработал Таривердиев — у композитора сложился целый цикл на стихи Светлова. Но самую популярную «Гренаду» написал все же Берковский. А исполнение Камбуровой, ее хрустальный, пронзительный голос, до сих пор не удалось превзойти.