Я хотел быть хрустальной вазой, украшать гостиную, держать цветы и слушать прекрасную музыку. Но создатель…
Мой создатель отнёс меня в переплавку и сделал гранёным стаканом. Затем я попал в общагу.
Я иначе представлял себе свою судьбу.
В меня наливали рубиновую жидкость, и нежная рука обхватывала мои грани. Затем она поднимала меня к своим прекрасным глазам и я показывал ей волшебные искры в чудесном напитке. А когда она подносила меня к устам, я целовал её и отдавал ей всю сладость.
В меня были сказаны нежнейшие слова любви и клятвы верности. Надо мной были спеты самые лирические песни…
Я служил и фужером, и кофейной чашкой, и даже вазой. Руки гостя передавали нежным ручкам моей хозяйки букетик подснежников или фиалок, а она наливала в меня воду и ставила цветочки. И потом весь вечер я слышал нежные слова.
Позднее гость перестал приходить. Нежная рука моей хозяйки наливала в меня напиток без чарующих рубиновых бликов. Она поднимала меня к глазам и в меня падали капли солёной влаги, а вместо прекрасных слов я слышал тяжёлые вздохи.
Иногда приходили гости, и тогда на столе появлялись такие же, как я. Рубинового напитка уже не было, вместо него разливали прозрачную жгучую воду. Рука крепко брала меня и запрокидывала… Я пытался сказать ей, что это не волшебство, это его грубая имитация, но она меня уже не слушала.
И весь вечер надо мной нестройный хор вразнобой пел грустные песни.
Потом она уже одна наливала в меня мутноватую жидкость с неприятным запахом и, преодолев отвращение, выпивала одним глотком. И всё чаще спрашивала меня — что делать?
Я мог бы дать ей хороший совет, но меня она не слушала.
А потом пришёл тот день, который оставил след. Она выглядела нездоровой. Принесла какие-то упаковочки и пузырёчки, что-то растворяла, смешивала и добавляла…
Этой неприятной жидкости набралось под ободок.
Её нежные руки дрожали. И когда она подняла меня, крепко сжимая двумя руками, я понял, что ей нельзя это делать. Она подержала меня на весу, горько вздохнула: «Ну вот и всё», и поднесла к губам.
Я выскользнул из её рук, упал на край стола и опрокинулся на пол. Содержимое растеклось большой лужей. Она заплакала. Долго всхлипывала и вздрагивала, потом прошептала: «Значит, не судьба», и ушла в комнату.
А у меня с тех пор на донышке глубокая трещина.