Лес по пояс в воде, по колено в цветах…
Я по шею в беде, с головой на ножах…
Вот стою неподвижно,
а время течёт…
Но река эта трижды в меня не войдёт.
Да и дважды не сможет оставить следы
на пригорке таёжном у чёрной воды,
в малахитовой россыпи северных мхов,
где холодными росами жалит любовь…
Где любая травинка у старого пня
заклинает невинно:
— Запомни меня!
Удержи в себе запах сосновой коры.
Не сегодня так завтра сверкнут топоры,
и поляжет безвременно хвойная рать…
Лишь в моём подреберье ей впредь оживать.
Чтоб в кошмаре бетонных чужих городов
подниматься стеною прозрачных стволов.
Пусть летят мерседесы дорогами рос
по незримому лесу,
пронзая насквозь
мириады фантомных невидимых трав.
Их напрасно сминает цемент автострад.
Всё равно они вскроют астральное дно,
ибо память стереть никому не дано.
От того я так нежно держу на груди
каждый скромный подснежник,
взывая:
— Входи!
Обживай моё сердце — наш тихий приют.
За волшебною дверцей тебя не найдут.
Здесь леса и поляны укрыты от всех
непроглядным туманом…
И долог их век…
Нет в округе хрустальней и чище ключей,
чем журчат родниково в дуброве моей.
Но поверь, что однажды
нагрянут сюда,
умирая от жажды больной города…
Скажет каменный монстр:
— Се… стою и стучу…
Пусть войдёт. Не вопрос. Отворю. И впущу.
Пусть напьётся река из ладоней моих.
Я позволю ей дважды войти в этот стих,
а захочет —
и трижды растопит мой лёд.
Вот стою неподвижно, а время течёт —
сквозь меня… сквозь глазницы…
Вселенский поток
всё пытается сбыться с душой парой строк.
Там, в бесплотном «нигде»
…птицы свищут в ветвях.
Лес по пояс в воде. Я по горло в стихах.