Танечка шла на первый урок декоративного мастерства. Учительницу звали Любовь Андреевна, и Тане казалось, что женщина с таким именем обязательно должна быть с длинными светлыми волосами, удивительными белыми и нежными руками, слушать классику и пахнуть розами.
Ну, или в крайнем случае Любовь… любовь может быть и роковой тетей с заставки папиного телефона. У них вот с Олегом (он учится на танцевальном) любовь вот такая. Олег провожает до остановки то ее, то Иру. Правда на день Святого Валентина подарил Тане мишку. А Ирке всего лишь шоколадку. И сказал Тане, что Ирке подарил как другу.
Но дверь класса открыла полноватая старушка в красном фартуке. Рыжие волосы у нее торчком, пахнет какими-то ватрушками из столовки, а руки — грубые. Все измазанные клейстером и краской.
— Входите, что встали! — сказала она веселым командирским голосом, — Покажу Вам свои сокровища.
Каких-то особых сокровищ Таня не обнаружила. Класс был завален газетами, пластмассовыми бутылками, засохшими красками, лоскутками ткани самых веселых цветов. А прямо с серванта на Таню смотрели два голубых глаза. (пластмассовых, Татьяна проверяла).
— Вот, — сказала Любовь Андреевна, показывая на пустую бутылку из-под «Растишки». Что вы видите?
Девочки переглянулись. Что тут можно увидеть? А вот Любовь видела ангела.
Чтобы ангела увидели Таня, Анжела, Соня и Федька-Скунс, бутылку пришлось обклеить газетой. Потом тетрадным листом. Потом снова газетой, придавая пальцами придавая ему нужную форму. Слепить крылья из пластилина, покрывая их слоем папье-маше, лаком и перьями.
Теперь он сидел на своем облачке из ваты. Белый-белый. И так по-доброму улыбался. Будто и правда только с радуги.
— Поставь-ка на сервант, — задорно скомандовала Любовь Андреевна, — И Метнера мне включи, Метнера «Весну». Музыка — королева искусств. Чувствуете, как она заставляет трепетать невидимые нити?
В одном Таня не ошиблась. Классику Любовь любила. Но Таня ничего такого не чувствовала, наверное, в ней не было, этих, как его, невидимых нитей.
Но под музыку так работается! Руки сами все делают. И чувство… как будто, хихикнула подруга Анжелка, (которая была старше Тани на три месяца и даже однажды попробовала шампанское), немного опьяненные.
Бамс! Таня оглянулась. Ангел лежал на полу. Белые крылья опасно разъехались. Улыбается так виновато. Простите, мол, что упал.
— Кажется, ему было больно.
— Какое больно он из папье-маше. Чучундра ты моя! Крылья не откололись? Руки у тебя из одного места! — закричала Анжелка.
Таня осторожно поставила ангела и как можно дальше от края. Через десять минут. Бамс!
— Ээээ! — усмехнулась Любовь Андреевна, поправляя репку, поделку Федьки-Скунса, — Это он оживает. Летать учится. Когда учишься летать, порою приходится падать.
И вдруг посмотрела на нее. Как смотрела на ангела, только когда он еще не был ангелом. А был бутылкой из-под «Растишки». От этого взгляда по Танькиному сердцу прошла странная дрожь.
***
— Опять ты об этом! Да ладно тебе! — отмахнулась Анжелка, — Сколько можно, ты как маленькая!
— Но ангел тогда падал…
— Центр тяжести. Проблема была в ЦЕНТРЕ тяжести. Как же тебя легко развести! Почему ты всем веришь? Олегу веришь. Целовался он с Иркой под лестницей по дружбе. Целовались по-дружбе! Ты сама-то слышала это! Этой старой тоже веришь!
— Но…
— Слушай, давай об этом в другой раз. Не на контрольной же по математике!
— Девочки. Думаете, я не слышу, как вы шушукаетесь, — раздался строгий голос Нины Геннадьевны.
Анжела фыркнула и демонстративно уткнулась в задачу. Таня рассеяно водила циркулем по пустому листу. Добавить бы глазки. Волосы. И будет куколка. Можно даже Любови Андреевне показать.
— Чё ты делаешь, горе луковое, — раздалось раздраженное шипение Анжелке, — Ни на секунду тебя оставить нельзя. Это же круг, а нам для задачи что надо начертить! Отрезок! Читай от-ре-зок!
«И почему нельзя перематывать время?» — подумала Таня. Эх, быстрее бы декоративка!
***
Никогда они не видела Любовь Андреевну настолько сердитой. Ну да. Ну, не правы. Накосячили. Но зачем горячиться из-за такой мелочи?
— Мелочи?! Вы напали на куколку, пока я отошла. Играли тут ей в футбол. Отломили голову мольбертом. Устроили здесь гильотину. Думаете, это смешно?
— Ну да.
— Смешно бить того, кто не может ответить!
— Так это ж кукла. Ее сделал Федька-Скунс. Он гонялся за нами и дышал на нас чесноком, — пожала плечами Соня.
— А еще вылил на мой портфель чай сладкий. Еле отстирался, — пожаловалась Анжела, — И нас с Танькой обзывал! Проститутками!
— При чем здесь Федька? Куколка-то маленькая вам что сделала? И ты хороша, — вдруг повернулась к Тане.
— Ну я же ничего не делала, — пролепетала она. И вдруг Любовь Андреевна вздохнула. Почти что грустно.
— Именно, ничего ты не делала, — и чуть слышно добавила, — Не такою я тебя увидела.
От этих простых слов стало очень горько. «Лучше бы Вы кричали на меня, как на других. Лучше бы ругали!» Таня вызвалась пришить голову. Это меньшее, что она могла сделать для маленькой куколки. На переменах девчонки держались с ней как-то иначе. Холодно. Сухо. Как с Юлей Замухрышкой, с которой никто не хочет дружить.
— Потому что подлизываешься, — пояснила ей после уроков Соня, — Может еще и стукачишь?
***
Таня все хотела спросить, почему же падал тот ангел. Она уже в пятом классе, и знает все про центр тяжести. Тщательно оглядела его. И не раз. Все в порядке там с этим центром.
Подойти после уроков так и не решилась. Опять засмеют: «Танька — подлиза, королева стриптиза». Подлизой быть никому не охота. А ей нужно спросить не только про ангела, а обо всем-всем-всем! Почему Любовь говорит, что дает вторую жизнь высохшему фломастеру, ломая его на две части? Почему подбирает пустые «киндер-сюрпризы»?
И смотрит на эти обломки так странно. Любовь смотрит с любовью. На следующем уроке фломастер станет ногами, а киндер-сюрприз — изящным кукольным личиком.
***
Они часто спорят, выбирая для платья куклы Зимы лучшую ткань. Глаза выбрали сразу, они смотрели на Таньку с шифоньера с первого дня. А с тканью! Любовь Андреевна предлагает какие-то странные, немодные варианты. И вообще, чья это кукла? «Не ленись, обойди магазины еще разок. Как увидишь свою Зиму в этой ткани — бери. До этого — не трогай.»
Почему же все так морочно?! Может, и не нужна Тане эта декоративка. Не, ну кто в здравом уме во взрослой жизни будет мастерить кукол! Она столько времени посвящает этому! Как будто бы у Тани нет других предметов! Между прочим, она в выпускном классе художки!
И в школе грузят. Скоро ОГЭ. Хочется спать и плакать.
Она ждет у класса уже целых полчаса.
— Так она не придет. Не слышали? Сломала ногу, — бросила проходящая мимо кабинета завуч.
— А позвонить не судьба?! — возмущалась Анжела, — У нас, между прочим, домашних заданий до фига и больше!
Группа недовольно забурчала. Ждешь ее, ждешь, целых полчаса. «А у меня еще геометрия не сделана!» — сердито подумала Таня.
Их недовольству не было предела. Не уважают люди чужое время! Что за халатность! Только дома, когда третий час билась над чертежами ромбов и параллелограммов, перед глазами вдруг встала Любовь Андреевна. Старенькая. Со сломанной ногой.
Впервые за все свои тринадцать лет Таньке стало по-взрослому страшно.
***
На выпускном Таня впервые попробовала шампанское. И танцевала весь вечер, пока не начали болеть ноги. Еще бы! Сам Олег пришел к ней на праздник. Принес букет цветов. От него пахло розами, как от надушенной девушки. Зачем-то отрастил длинные светлые волосы. Таня взяла его за руку (нежную-нежную, как же он ухаживает за кожей!). Они даже целовались под лестницей. Но он был — не любовь.
«Школа искусств закончилась, закончится и Олег», — вдруг поняла Таня. Почему-то от первого было грустно, от второго — ужасно весело.
Лишь уходя домой она вспоминает, что забыла кого-то обнять. У этого кого-то, что-то спросить. Что-то очень-очень важное.
***
Татьяна проходила мимо родной школы искусств. Звучала знакомая мелодия, и она вошла. Здесь ничего не изменилось: та же экспозиция: внизу три девицы из Пушкинской сказки, репка, ученый кот, и Зима. У входа в гардероб толпятся дети (маленькие ангелочки) с цветами.
Это же «Весна» Метнера! «Музыка заставляющая трепетать невидимые нити», — вспомнила Таня и улыбнулась. Любовь Андреевна сидела в шестом ряду. Она нисколько не изменилась. В усталых глазах виднелись слезы.
Что-то заставило Таню задержалась после концерта. Был сильный ветер, почти ураган. Любовь Андреевна шла, покачиваясь на ветру, как опьяненная музыкой. То ли уже плохо держалась на ногах. Старость?
— Можно я вас провожу? — попросила Таня.
— Да ладно тебе. Ты же всегда торопилась.
— Пожалуйста!
Любовь Андреевна оперлась на ее руку. И вдруг Таня поняла, какая же учительница маленькая. И беззащитная.
Как и куколки.
Как и, по сути, каждый из людей.
— А я все еще преподаю в школе. Леплю. Моих ангелочков, — улыбнулась она не то про детей, не то про белых куколок, заполнивших класс, — Куда я без них! Ну, говори давай! Давно же хотела.
Таня начала говорить. Обо всем. О том, как устроилась на работу. О неудачах. (Ты просто наконец-то оживаешь, моя милая, и учишься летать, моя милая, просто учишься летать). И победах.
О том, что иногда ночами, она все еще думает, почему же падал тот ангел. Таня же знает, центр тяжести находился внизу. Он не должен, ну никак не должен был падать!
— Заходи, когда захочешь.
— Непременно зайду, — пообещала Таня. И даже не забыла спросить адрес как обычно.
***
— Получилось, — пробормотала Любовь, глядя на удаляющуюся Таню, — Прямо как я видела.