Стояла Гордость с задранной губой
и Злоба нервно начинала запись,
когда шел суд последний над тобой
в огромном зале, полном доказательств.

Обиды плач понятен был и прав,
речь Рухнувших Надежд разила сердце
и Гнев блистал, как грозный томагавк
в руках раскосоокого индейца.

И каждый громко, твердо и спеша
изобличал — и начинал сначала.
Все это долго слушала душа.
И только Нежность в уголке молчала.
… показать весь текст …

Резва сирень — и тонким ароматом
пронзила сад, вобравший сквозняки.
Я помню дом, где так звучал когда-то
романс, рожденный в две плюс две руки.

Как будто нот прозрачные медали,
ложились пятна солнца чередой.
Две пары рук друг друга дополняли:
в одной — мечта, а опытность — в другой.

Я вновь в саду, неведомым влекома.
Душа-сирень по-прежнему цветет.
На месте дом. Звучит романс знакомый.
Да вот… чего-то в нём недостает.
… показать весь текст …

Из тумана возник
день — белеющий лист.
Для меня это миг,
для тебя это жизнь.

Пусть уйдет втихаря
он без огненных строк —
это эра твоя,
озорной мотылек.

Магистраль-абордаж,
придорожная дрожь.
В рыжей клумбы мираж
безрассудно нырнешь.
… показать весь текст …

Эпиграф: «Но только не последней каплей горя…»
Уильям Шекспир, перевод С. Маршака

Пережила предательство твое.
Хоть старше стала на одно неверье.
Вранье с рифмовкой странной «воронье» —
так больно. Но еще не та потеря.

Переживу и зимы без тебя,
и не тобой разбуженные вёсны.
Стеклянный ломкий воздух октября,
где горизонт усталый сушит вёсла.

Переживу и проживу — юла,
… показать весь текст …

Не расцвела сирени майской гроздь
(не так уж вечны Вечности законы).
Её ладони высохшие сквозь
не зазвучали маленькие горны

цветков, соткавших (благо — благо дать)
шелк белизны — а, может, фиолета.
Да впрочем, стоит ли теперь гадать,
какого бы соцветья были цвета.

Не расцвела сирени ветка. Что ж,
её сломал недавний шквальный ветер.
Но может, кто-то, взяв садовый нож,
срезал декор для вазы, не заметив,
… показать весь текст …