он ей пишет:

«пойми, моя славная, и с растрёпанными волосами,
и с зареванными глазами, и с потекшей тушью,
ты все равно для меня самая.
ты все равно для меня лучшая.

самой грубой из стерв, самой милой из истеричек,
трезвой/пьяной, скромной/неприличной,
ночующей под боком/в другой постели,
гуляющей в легком платьице вдоль полей,
молчащей месяцами, поющей слаще трели,
девочкой/девушкой/женщиной, родной и не моей,
кротким ангелом, дьяволом, приходящим в ярость,
кем бы ты ни была, кем бы ни являлась,
все равно останешься самой лучшей.

мне бы лишь в плечо упираться носом,
расчесывать твои мокрые волосы после душа,
пахнущие ванилью и абрикосом.
смотреть добрые комедии, болтать за ужином,
ты любила меня,
когда я этого меньше всего заслуживал.

ты — смертельная рана, что иногда кровит,
ты — та боль, что доходит порой до пика,
у меня для тебя ничего, кроме этой смешной любви,
которую я несу тебе под старенькой олимпийкой.

мне бы только чувствовать, как кровь закипает в венах,
будто земля расплывается под ногами, в голову ударяет вермут,
смотреть, как скользишь махровыми носками по полу,
открываешь нутро, что куда интимней и откровенней,
чем видеть тебя абсолютно голой.

я бы чистил тебе мандарины и апельсины,
обнимал бессонную, злую, с глазами полными бездны,
девочку, что устала казаться сильной,
девочку, слишком долго притворявшуюся железной.

только слушать бы, как поешь о вечности, любви и лете,
как грызёшь свои губы, язвишь и дразнишься,
без тебя между жизнью и смертью
не остаётся принципиальной разницы.

только не меняй симкарту, ради бога, не пропадай,
а иначе придётся искать тебя в поездах, уходящих в даль,
в съемных квартирах, в усталых лицах трамвая.
я не перестану просить у вселенной лишь одного:
чтобы ты была счастливая и живая.
ведь пока ты живая, я тоже, родная, жив».

снизу подпись:
«влюблённый, пьяный и вечно твой».

постскриптум:
— хотя бы изредка, но пиши.