Как мальчик, держащий в ладонях дрожащую птицу,
Как лошадь, бегущая в пыльной, горячей степи,
Как ветер, что пьёт из ручья и не может напиться,
Душа повторяет: «Терпи».

Пространство и время сжимаются в общую точку,
И в паузе, соединяющей выдох и вдох,
Внезапная радость сжигает на сердце сорочку,
И сердцу является Бог.

Станет речь слогами, будет сказкой быль,
Нерушимый камень превратится в пыль,
Потеряет тело странник без гроша,
Уцелеет мелочь — вечная душа.

Онемеют птицы, упадут дома,
Морем возродится вековая тьма.
В пустоте уснувшей жизнь начнёт расти
Над землёй, свернувшей с Млечного пути.

Вечный театр без авторов и кулис,
Солнце — от тени к тени бегущий лис,
Тысяча слов, ни одного суфлера.
Видимость снега, овации злой листвы,
Ты — все, что было и будет еще, увы.
Чувствуешь, как твоя убывает фора?
Все остальное — хлам в твоем гараже…
… Мир существует в творительном падеже.

— Батюшка! Хочу скрестить Аню… — зелёные глаза девочки внимательно смотрели на молодого священника. Она протягивала ему одетую в белое куклу. Крестные: соседский мальчик и его сестра молча стояли рядом.
— Милая… это таинство святое… — начал он мягко, — с ним не играют…
— И мы не играем, батюшка — хором вмешались крёстные. — Всех нас скрестили… а она… она как же?
— Дети… но это же игрушка.
— Батюшка, родный, Бог говорит, что, она была игрушка, но когда я назвала её Аня, кормила, купала… она сдела…
… показать весь текст …

* * *

Я молчу вместо тех, кто сказать ничего не смог,
Говорю вместо тех, кто уже ни о чём не скажет,
И над этим с улыбкой стоит изумлённый Бог,
Сотворяя судьбу из безмолвно-словесной пряжи.