Желаемые характеристики:
Фэндом: «Ликвидация», «Экипаж» (кроссовер)
Персонажи: Давид Маркович Гоцман; Леонид Саввич Зинченко, Гущин
Направленности: Джен, Гет, Слэш, Смешанная, Другие виды отношений
Рейтинг: G, PG-13, R, NC-17 или NC-21
Метки: 1940-е годы, AU, AU: Родственники, Авиация, Дефекты речи, Жаргон, Кроссовер, Нелинейное повествование, Открытый финал, Полицейские, Послевоенное время, Постканон, Потеря памяти, Преканон, Преступный мир, Пропавшие без вести, Пропущенная сцена, Прошлое, Психологические травмы, Россия, Семейные тайны, Советский Союз, Современность, Тайна происхождения, Украина
*** затравочка небольшая ***
В детстве Леонид Зинченко всегда подозревал, что с ним что-то не так, но помалкивал и ни кому об этом не говорил.
У него, ни с того ни с сего, местами проявлялись языковые сложности — почему-то ему иногда хотелось сказать: «Та ты шо?», но перед глазами всегда вставала картинка из раннего детства, когда он так сказал и улыбнулся, а нянечка в садике, наклонившись к нему и, дыша в лицо перегаром сказала: — Что ты лыбишься? Дебил? — Сплюнула, добавляя, — чтобы я этого больше не слышала!
Нянечку, конечно, потом уволили, но Леонид Саввич на всю жизнь усёк, что так говорить не следует. Никогда. Ему на тот момент даже четырех лет не было. Когда он вновь услышал: «Что ты лыбишься?», будучи уже уважаемым пилотом «Пегас-Авиа», то вздрогнул, сочувственно смотря вслед пятилетней девочонке, и с чистой ненавистью в сторону её мамаши.
Но это лирика. Жизнь и быт закрутили Зинченко так, что ему было некогда вспомнить о непонятной иррациональной тяге к одесскому койне (что даже язык чесаться начинал), хотя предпосылок в семье не было (в подростковом возрасте, помимо мечты о небе, он всерьёз думал про генетическую языкову память, но, протерев не одни штаны в архивах и вызывая подозрения, так не нашёл ничего; а вскоре и вовсе забыл эту идею).
*** пример текста ***
В один прекрасный день, после небольшого конфликта с Гущиным, Зинченко сильно злился. Ему внезапно вдруг позвонил Шестаков (см. спойлер):
— Да, слушаю.
— Слушай, Леонид Саввич, ты не можешь мне помочь? — он вздохнул. — А то тут телевизионщики сейчас из меня котлеты сделают…
Зинченко заметно напрягся, услышав слово «телевизионщики», ибо после Канву они ему порядком «расчесали нервы»: — В чём заключается помощь? — сухо спросил Зинченко.
Шестаков нервно засмеялся и, было слышно в трубке, что он шелестит бумажными салфетками: — Да, не бойся, Лёня, — переходя на неформальный тон, чтобы взять «быка за рога», начал Шестаков, — всего лишь разобрать пару архивов?
— Каких архивов? — совсем не понял Леонид Саввич.
— Да, какие-то государственные, — Шестаков зевнул, — ещё со времён СССР остались, в подвалах библиотек, — он снова зевнул. — Лёня, только не перебивай меня. Слушай, я понятия не имею, что они там снимают и зачем вы им там понадобились! Наверное, для пиара, типа «Лётчики-герои — совершают очередное доброе дело»…
Леониду Саввичу уже надоело слушать, без пяти минут спящего, Шестакова: — В чём же оно доброе?
— Типа общественной работы? Понимаешь, другие их интересующие отказались… Ну, так что?
Зинченко не долго думая: — Пусть Гущин идёт!
— А что так? — ухмыльнулся Шестаков.
— Наказан.
Леонид Саввич, распрощавшись с Шестаковым, удовлетворённо-ехидно хмыкнул и набрал Гущина. Как и предполагалось Гущину идея не понравилась — был отпуск, а он в Питер хотел. Но как говорится, не хочешь в архив — нечего было командиру перечить.
Но почему-то потом сам Зинченко, наплевав на свою гордость, зачем-то пошёл помогать Гущину.
***
— Леонид Саввич, подойдите сюда! — очень громко позвал Гущин, чихая от пыли.
— Стажёр, ты шо так орёшь? Это же библиотека, — проворчал Зинченко, забываясь и всё же подходя к Алексею.
— Вот, — тараторя сказал Гущин, снова чихая и прямо на командира, — гляньте, чё нашёл!
Зинченко брезгливо поморщился, доставая платок и было уже хотел жёстко отчитать «стажёра», но тут взгляд приковал снимок, который Гущин бережно держал в руке.
С этого старого снимка на Леонида Саввича Зинченко смотрел он сам, только дата была совершенно другой (скорее невероятной) да и подпись гласила: «Гоцман Давид Маркович…», а Гущин продолжая что-то тараторить, махал руками, но Зинченко будто замкнуло и он, не двигаясь, смотрел на снимок, будто завороженный, медленно моргая.
*** дальше можно написать постканон «Ликвидации», вариантов много либо у Гоцмана был родственник (может быть близнец/двойняшка), либо у Гоцмана был ребёнок во время войны, что-то подобное ***
Дополнительное описание для авторов (спойлер):
В отношениях возможен слэш в обоих фэндомах. Я специально не указываю метки, связанные с отношениями.
Так же можно изменить концовку про увольнение пилотов из «Пегаса». Шестаков мог звонить как начальник, а может просто, по старой памяти попросил.
Главный сюжетный троп — генетическая языковая память, когда дети/внуки/прочие потомки, которые никогда не говорили на языке и/или диалекте предков, но вдруг начинают их говорить/понимать.
P. S. Никакой магии, всё чисто генетика. Даже, скорее, предрасположение к этому: речевой аппарат, я понятия не имею является ли это доказаным научным фактом или нет, в качестве художественного допущения можно, если не перебарщивать; и вообще ведь размеры челюсти, зубов и их расположение передаётся же по наследству, моё ИМХО — определённые способности к языку тоже могут передаваться. Возможно, что человек случайно слышит слово и оно чрезвычайно легко поддаётся ему (запоминается).
Я попробую что-то накидать, но пока это слишком сложно для меня.