Заехал я на дачу к старому другу — бывшему КГБэшнику Юрию Тарасовичу, там собралась небольшая, но бойкая компашка, отмечали День Советской Армии. Вгрызались в гуся с яблоками, запивая его водкой, морсом и еще какой-то самодельной наливкой.
Естественно, пьянка сопровождалась замысловатыми тостами: и про женщин и про красивых женщин и про настоящих мужчин, ну и все в таком же гусарском духе.
Пришла очередь генерала Николая — здорового мужика лет пятидесяти. Николай вошел в образ, даже со стула приподнялся, хитро оглядел всех присутствующих и начал свой тост:
— Сидят два кума и, как вот мы с вами, выпивают и закусывают, только у них не гусь, а жареный кабанчик. Первый налил и говорит: «Кумэ, давай выпьемо за самэ дорогэ, що е в жытти — за здоровля»
Второй покачал головой и ответил: «Ни, Кумэ, ось дывысь, цэй смажэный кабанчик щэ з ранку був повнистю здоровый, и що цэ йому дало? Давай липшэ выпьемо за удачу…»
Все похихикали, выпили и эстафету подхватил Юрий Тарасыч:
— Скажу алаверды. Смех — смехом, но как по мне, здоровье — это конечно же важная штука, но не самая главная для счастья. Не верите? Посмотрите хотя бы на Стивина Хокинга.
Удача тоже хорошая вещь, но в жизни есть кое что поважнее и здоровья и удачи.
Мы все скептически загудели, а Юрий Тарасович продолжил:
— Когда-то, в начале семидесятых, я знал одного старого немца, бывшего артиллериста, прошедшего от Парижа до Сталинграда. Он рассказал мне свою историю.
В самом конце войны он раненый попал к нам в плен, и вот его и еще пятьсот таких же везунчиков, утрамбовали в вагоны и повезли куда-то далеко за Урал.
По дороге почти не кормили, да и поили не каждый день, но немцы держались как могли. Дисциплина у них была железная, никакого «беспредела», все слушались своих офицеров, честно делили каждую крошку хлеба, тяжелобольным подбрасывали лишний кусочек и лишний глоток тухлой воды.
И в результате, из полтысячи человек, за две недели пути, умерло всего только человек двадцать, для их питания и состояния, вполне неплохой результат.
Чтобы перебить голод и жажду, пленные, целыми днями мечтали, обсуждали и размышляли — каково им будет там, в лагере? Эх, скорей бы только добраться до места, там должно быть полегче.
Но однажды рано утром, на каком-то забытом богом полустанке им объявили:
«Граждане фашисты! По пути вы сожрали всю свою пайку и кормить вас больше нечем, а ехать до лагеря еще неделю. Назначьте команду — человек десять, тут недалеко есть деревня, пусть ваши походят и попросят у людей Христа ради, может, кто сжалится и какой гнилой картохи подаст.
В полночь эшелон отправляется, учтите, опоздание — это побег!»
Из пятисот человек быстро выделилась группа лихих «Бременских музыкантов», которые умели петь, плясать и дуть в губную гармошку. Лучше ведь не просто просить, а как-то попытаться заработать.
Охрана не особо переживала что трубадуры разбегутся. Куда им бежать, если на тысячи километров вокруг страна победителей?
Вечером уличные музыканты вернулись на станцию совсем потухшие, глаза их были как у безумцев.
Они ничего не принесли. Совсем ничего.
Побежденные, впервые своими глазами увидели как живет народ-победитель. Весь день деревенские детишки бегали за ними, жалостливо протягивали руки и показывали на рот. Они просили у пленных немцев, хоть какой-нибудь еды.
А сами колхозники варили суп из травы и коры деревьев.
Чего же ждать зачуханным пленным врагам, если победители и сами еле передвигают от голода ноги?
От этих новостей, силы покинули бравых немецких вояк.
Той же ночью, триста человек из пятисот, покончили с собой…
Так выпьем же, друзья мои, за самое главное что есть у человека — за надежду…