Онегин шкафы отворил; в одном нашел тетрадь расхода…

Пару лет назад у меня умер дедушка.

Не надо сочувствовать. Он дожил почти до девяноста и последние лет десять сидел, глядя в телевизор (иногда — в выключенный) и почти никого не узнавал. И досталась мне от дедушки квартира в одной из первых в родном городке хрущёвок, уставленная пыльными шкафами, в которые никто не заглядывал минимум двадцать лет.

На разбор имущества я потратила два месяца, зная, что родственники за каждый выкинутый сломанный водопроводный кран будут десять лет пенять, мол, он мог бы ещё пригодиться на запчасти. Кое-что из мебели, посуду из серванта и часть книг действительно удалось родичам пристроить, порядочно подзадолбавшись в процессе.

Остальное было выброшено, несмотря на уговоры: «Это нам наверняка когда-нибудь будет нужно, но пусть у тебя ещё пару [десятков] лет полежит, а будешь полы срывать — в одну комнату всё стащи, потом в другую перетащи, а потом распихай что на шкаф, что под шкаф, оно и незаметно будет, а мы, может, заберём… потом… когда-нибудь».

Ну да, конечно, рассохшиеся стулья, съеденные молью подушки; стоптанные туфли, спрессованные в тумбочке в один сплошной ком, чтобы больше влезло; заношеная до дыр одежда, вышедшая из моды во времена моего босоногого детства — все эти сокровища, о существовании которых десятки лет никто даже не подозревал, внезапно стали на вес золота.

Особенно много времени заняло перетряхивание книжных шкафов с разборами постановлений съездов, биографиями партработников, инструкциями по починке всего на свете своими руками и шедеврами соцреализма: Афиноген Фёдоров, «Драма в колбасном цеху и другие поэмы» — ведь там могли быть книги с дарственными надписями друзей, открытки, письма, фотографии.

Ни одна чёрно-белая фотка незнакомцев у памятника с надписью типа «Санаторий „Золотые ивы“, 1967, третий заезд» не пострадала. Весь архив документов и фото в итоге занял большую коробку, которую мать со скандалом отказалась доверять любому из родственников, но сама забирать тоже не стала и даже не заглянула туда. Так и стоит та коробка у меня в шкафу, заклеенная в пакет от пыли и моли.

Идут месяцы и годы, родственники регулярно припоминают какие-то тумбочки, кофточки и вазочки, которые сейчас бы «может быть, скорее всего бы забрали». Мать регулярно всем рассказывает, как я «выбросила все бабушкины любимые вещи, все мои воспоминания» — лежат они, запакованные и подписанные, в подвальчике вместо картошки, только мать их забирать отказывается — и как я «хотела выбросить все её фотографии», и она спасла их чуть ли не из костра — это та самая тщательно упакованная коробка в шкафу. Но это всё можно пережить, просто каждый раз припоминая людям, как я задолбалась их упрашивать: «Ну заберите, пожалуйста, я даже сама грузовое такси оплачу».

А знаете, что меня больше всего в этой ситуации добивает? Что в те времена, когда я училась в университете в другом городе, родители сменили квартиру и просто бросили на старой мои вещи, книги, журналы, детские игрушки и годами собиравшиеся коллекции. Даже неоконченное вязание в ящике стола.

Узнала я об этом только полгода спустя, когда уже ищи-свищи. А на вопрос, почему даже не спросили, хочу ли я сохранить хоть что-то из этого, они с недоумением ответили: «Ты же уже выросла!» И нет у меня никаких сувениров родом из детства, кроме того немногого, что было с собой в сумке во время учёбы, да нескольких фотографий.

Объяснить родителям, что же в этой ситуации неправильно, мне так и не удалось.