По веку-зверю, пилигрим…
По веку-зверю, пилигрим,
Бреду молитвами Твоими,
Твоей десницею храним
В угрюмой каменной пустыне,
Где совместились рай и ад
В одной красе, в одном уродстве,
И где кричит любой бастард
О воплощенном благородстве.
И все-таки — Город, и детям асфальта,
Нам некуда деться
От серого камня, дворов, площадей,
Переулков и арок…
И вот пролетело счастливое
Иль несчастливое детство —
Но тот же асфальт и огни фонарей,
Двери старых парадных.
А Город, увы, стал совсем не таким,
Словно каменный призрак,
И тесно душе в переходах дворов,
Между окон закрытых…
Мы вновь заблудились меж адом и раем,
Меж верхом и низом,
Нас жизнь разделила на трезвых и пьяных,
Голодных и сытых.
Проклятое время! Наш Город с годами
Стал жёстким и хищным,
И стало опасно ходить вечерами
Нормальным и серым.
Давно разделились подросшие дети
На кошек и мышек,
И стали друзья уходить из друзей,
Превращаясь в химеры.
Я «Город» нарочно пишу с прописной —
Всем и так всё понятно:
В таких Городах, почитай, вся страна
Выживает, как может.
Уже и без карт города превращаются
В черные пятна,
Где мышек всё меньше,
Всё больше зубастых, охотничьих кошек…
… И все-таки — Город, и детям асфальта,
Нам некуда деться…
Мы здесь родились и отсюда уйдём
В ипостаси иные
От серого камня, дворов, площадей,
Чтоб душой отогреться:
Уж больно холодными стали для жизни
Его мостовые.
А Города жаль!