До юбилея рокового
очередного мама не дожила.
Но и так юбилеев было немало.
Девчонкой двенадцатилетней из Ленинграда блокадного
полуторка по льду Ладоги ее увезла
в Сибирь. И села слюду на фабрике расщипывать Алла.
Там хлеба кусочек на сутки да кипяток.
Сто двадцать пять граммов.
Здесь норма — полную тарочку качественно нащипать — лоток
несколько килограммов.
Слюда-самый легкий и прочный материал
для добавления в сплавы, в металл брони,
но порошок еще и легкие забивал…
И полетели навстречу Победе дни.
Горы слюды — в машины, в танки и самолеты.
Как он надежен, даже и малолеток Тыл!
С утра до ночи работа, работа, работа.
Но мама не помнит, чтоб кто-нибудь рядом ныл.
Спасала картошка, вернее ее очистки.
Сибиряки всегда садили помногу.
После работы по темноте бродила поблизости
и, от стыда озираясь, собирала их по дороге.
Дома мыли, варили, лепили драники
прямо на печке горячей запекали.
Ели жадно, не дожидаясь готовности, как маленькие,
водой холодной колодезной запивали.
Маялись животами и рвота одолевала,
возвращались опять ели, до боли…
Хозяйка лишь чертыхалась недовольная —
«Вы с голодного края, сорвались что ли?»
На ночь падали в сон, и опять … бомбежка
по домам, по людям, бегущим в укрытие…
Снова карточки хлебные. Хорошо в Сибири картошка.
Эх, Блокада. И как забыть ее.
А еще много лет повторялся сон,
как под лед уходили машины рядом
Молча. Семьями… Моих пронесло.
Дорога Жизни. Блокада. Больше не надо.
Мама так в Сибири и осталась.
На фабрике стаж трудовой за сорок лет.
Вдоволь картошки. Наелась. Но вот только малость —
салюты гремят, а мама не слышит. Её уже нет.