От первой сигареты до последней —
Не Вечность, но, по крайней мере — время.
Молчание мерцающих созвездий,
Молчание ушедших поколений.
Десяток старых писем никому —
Ни адресов давно, ни адресатов…
Лишь ничего не значащие даты
Ты помнишь, сам не зная почему.
Привычно из кармана вынешь пачку,
Затянешься и постоишь немного,
Решая невесёлую задачку:
И, вроде, не один, а одиноко.
Вот улица, а вот твой старый дом:
Для глаза — всё привычно и знакомо…
И лишь душа, по-прежнему бездомна,
Табачным согревается дымком.
Согрелась? Что ж пора домой, пожалуй!
Звонок: Привет, родные и квартира!
Я — ничего! А вот душа — устала
За годы, от тоски и никотина.
Не мне судить, к тому же я привык:
Дымок табачный по местам расставит
Тоску и душу, и старуху память…
Мне ж остаётся жить, иль делать вид.
Но я рискну сказать нехитрой песней
Про синий дым — подобье небосвода.
От первой сигареты до последней
Не Вечность, но, по крайней мере, что-то…
Десяток старых писем никому —
Ни адресов давно, ни адресатов…
Лишь ничего не значащие даты
Ты помнишь, сам не зная почему.
Банально? Согласен! Как череп, глядящий… куда?
С усмешкою мертвой, что ждёт он? Господня Суда?
Три парки без устали трудятся тысячи лет
И крутится прялка, и режутся нити судеб.
А ты всё воюешь за истину, правду… остынь!
Всё также смеются кругом черепа и шуты!
Ни меч, ни любовь не спасут от химер и тоски…
И мельницы машут, и полны вином бурдюки.
И боль остывает, как море, как сердце твоё…
Так скалится череп — ему не страшно вороньё.
В пыли придорожной — то ль десять, то ль тысячу лет! -
Он волю нашел и покой, ибо истины нет.
И с неба Господь на трудов своих смотрит плоды:
Креста, Полумесяца или Давида Звезды…
Смотри не смотри — мы земные подобья Твои
За тысячелетья мечом не достигли любви!
Холодная грусть… или холоден смех… Отчего ж?
На бедного Йорика вроде пока непохож…
Смеялся могильщик и пил из горла алкоголь…
А Гамлет беседовал. С Йориком или с собой?
Как холодно жить на пустынной, холодной земле.
Закрытые двери, и сердце устало болеть
Бредя в никуда, ни зачем, через ночь по камням…
Ах, Господи, бедный мой Йорик! Ты слышишь меня?