He летается, не поется,
не здоровится, не живется.
Ну, а ты-то, моя синица,
из которой клюешь руки?
Кто-то плачет, а кто смеется,
до полудня поземка вьется.
Ну, а ты-то, моя сестрица,
мне ли пишешь свои стихи?
Стынет полночь — а мне не спится,
мне б напиться — да полночь стынет.
Как луна, холодна водица.
и черна, как луна, отныне.
И луна так черна отныне…
Где-то за морем иль в пустыне
пропадает моя синица.
и денечки ее красны.
А у нас — за окошком иней,
предрассветная свежесть линий,
и плетет, все плетет Кружевница
кружева до самой весны.
Стынет полночь — а мне не спится,
мне б напиться — да полночь стынет.
Как луна, холодна водица,
и черна, как луна, отныне.
Не летается, не поется,
рюмка бьется — вино не пьется.
Где ты плачешь, моя синица,
кем рассветы твои пусты?
Что-то снова жизнь не дается,
слишком тонко — а вот не рвется.
Не зову я тебя, сестрица,
потому что не слышишь ты.
Стынет полночь — а мне не спится,
Мне б напиться — да полночь стынет.
Как луна холодна водица,
И черна как луна, отныне.
22 октября 2001