ПИТИРИМ СОРОКИН О ПОЛИТИЧЕСКОЙ ДЕМАГОГИИ И ПСИХОЛОГИИ ТОЛПЫ
Взобравшись на подмостки, Ленин театральным жестом сбросил с себя плащ и стал говорить. Лицо этого человека содержало нечто, что очень напоминало фанатизм староверов. Он был достаточно скучным оратором, и его попытка разбудить большевистский энтузиазм в массах полностью провалилась. Его речь была принята холодно, а персона встречена даже с некоторым озлоблением, так что он был вынужден покинуть съезд с явным провалом"
Во второй раз Сорокин слушал речь Ленина около особняка Кшесинской. «Воистину он слабый оратор, но мне показалось, что этот человек может пойти далеко. Почему? Да потому, что он был готов поощрять толпу на любое насилие, преступление, жестокость, на которые в создавшихся деморализованных условиях люди и так были готовы»
Более искусным оратором оказался Троцкий. «Улицы, примыкающие к Таврическому дворцу, придворцовая площадь были заполнены солдатами и матросами, а посреди всего этого столпотворения в автомобиле стоял Троцкий. „Вы, товарищи матросы, — гордость и слава русской революции. Вы ее лучшие защитники и пособники. Своими деяниями, преданностью коммунизму, безжалостной ненавистью и истреблением всех эксплуататоров и врагов пролетариата вы впишете бессмертные страницы в историю революции. Теперь же перед вами стоит новая задача — довести революцию до ее заключительного этапа и воздвигнуть царство коммунизма, диктатуру пролетариата, и начать тем самым мировую революцию. Величайшая драма началась. Победа и вечная слава призывают нас к этому. Пускай враги наши трепещут. Никакой жалости, никакого милосердия к ним. Сконцентрируйте всю свою ненависть. Уничтожьте врагов раз и навсегда!“»
Однажды Сорокину и самому пришлось выступить перед толпой. «Я попытался объяснить людям, что Советы не обладают всей полнотой власти, поскольку требования большевиков невозможны. Я пытался объяснить также, какие бедствия могут последовать из их намерений. Однако я как будто бы разговаривал не с людьми, а с неким монстром, глухим ко всяким доводам, обуреваемым ненавистью и бесчувственной жестокостью, соблазненным идиотическими лозунгами большевиков. Я никогда не забуду эти лица в обезумевшей толпе. Они потеряли все человеческое, укрепив в себе лишь звериное начало. Толпа ревела, угрожала, потрясала кулаками»,