От любви до ненависти один шаг. Иванов понял это, когда его Петровой на собрании завода, за успешную сдачу годового отчёта, торжественно вручили путевку в Прагу.
Награждали супругу, но все почему-то кинулись поздравлять его. Тем самым, помогая раздуть недоумение и смятение ещё больше. Он наивно подумал, что она откажется и скажет, что ни за что на свете не поедет одна, без своего любимого Иванова. Но Петрова спокойно взяла путевку, прижала ее к своей большой груди и поблагодарила всех за оказанную честь.
Дальше было как в тумане. Ему жали руки, трясли за плечо, радостно заглядывали в лицо, как будто это они получили путевку в Чехию, а не его жена. Мужики при этом восторженно кивали головами, завидуя его двухнедельной холостяцкой жизни. В коридоре ему недвусмысленно подмигнула секретарь заводоуправления Людмила.
Накануне отъезда супруги, Иванов с котом Мурзиком молча наблюдали, как Петрова долго собирается, примеряя перед зеркалом свои бесчисленные мохеровые шапочки.
Она оставила ему немного денег на две недели, пакетики с едой для Мурзика и тёщу Палну в придачу.
По сложившейся традиции, они посидели на обшарпанном чемодане. Когда стояли обнявшись, подражая героям из старых фильмов про любовь, он равнодушно рассматривал паутину в углу. А потом Петрову увезло такси. Он стоял и смотрел вслед исчезающим фонарям машины и до него дошло, что его кинули окончательно и бесповоротно.
Вся оставленная еда, закончилась на третий день и к Иванову пришло неотвратимое понимание того, что к хорошему привыкаешь быстро.
Кот ходил за ним по пятам и настоятельно требовал пищу, усиливая ненависть к Петровой.
К концу первой недели, в довершении всего, пришло чувство тоски и одиночества. И он опять обвинил её в этом. Петрова ничего об этом не догадывалась и присыла радостные селфи на фоне старинных замков и бокалов пива, усиливая тоску. Иванову почему-то стало очень жалко себя. Он представил себя маленьким мальчиком, которого забыли забрать из детского садика.
Вечерами он долго стоял у окна и смотрел с котом в окно на падающий снег и на Луну.
Ему неожиданно захотелось облечь всё увиденное в рифму.
Неожиданно, с проверкой наведалась тёща. Она произвела беглый осмотр помещения на предмет присутствия следов чужого женского присутствия. Пална увидела разбросанные по полу носки, полную пепельницу окурков на подоконнике, не заправленную постель и гору немытой посуды в раковине и почему-то обрадовалась. Потом она заглянула в пустой холодильник и ужаснулась.
Быстро сбегала на ближайший рынок и притащила оттуда большую свиную голову. Теперь ужаснулись Иванов с Мурзиком. Они спрятавшись за косяком двери подсматривали, как она столовой ложкой препарирует свиную голову, отделяя от неё кусочки мяса и бросает в кастрюлю на плите. Кот фыркал на свиное рыло и жался к ногам хозяина.
После её ухода, Иванов с котом аккуратно вылили суп в унитаз.
Потом они опять сидели у окна и голодные смотрели на Луну. Изредка, зудел телефон. Он косил взглядом. Сообщения закадычного дружка Сидорова, напрашивающегося в гости, перебивали фото радостно улыбающейся супруги Ивановой из далёкой Чехии.
На следующий день, тёща придя и увидев пустую кастрюлю, снова побежала на рынок за новой свиной головой. Это было невыносимо и началу второй недели Иванов принял решение уйти из дома и больше никогда не возвращаться. В довершении всего, Петрова написала, что ей срочно нужно выслать денег. Он чертыхнулся, сплюнул от обиды и пошел занимать к Сидорову.
Закадычный дружбан, понимая весь драматизм происходящего, по быстрому соорудил стол и разлил водку по стаканам.
Иванов давился бутербродом с колбасой и плача жаловался приятелю на отъезд супруги, на тоску, на снег, на свиную голову.
Сидоров, напившись, понимающе икал.
Ему впервые за несколько дней стало тепло на душе. И он решил покончить со всем этим как можно скорее, до приезда Петровой.
Собранные вещи стояли у входа.
Иванов сел за стол и начал писать прощальное письмо. Он задумался. Хотелось в стихах и чтобы было трагично. Чтобы Петрова читала, плакала и жалела себя и корила свою несчастную жизнь за то, что потеряла его навсегда. Но получалось пафосно и высокопарно, как у раннего Пушкина в лицее. Иванов скомкал третий листок и обнаружил, что кроме туалетной, другой бумаги больше нет.
В это время ключ в дверях провернулся и в проёме неожиданно появилась Петрова.
— Чем это так пахнет в квартире? — спросила она так, словно и не уезжала никуда.
Иванов с Мурзиком повели носами, принюхиваясь.
А Петрова уже вычищала гору котовых какашек в лотке.
— Почему сумка в дверях стоит?
— А. в стирку хотел сдать, — нашёлся Иванов.
Потом она быстро сбегала в магазин и вскоре дома запахло борщом, котлетами и теплом.
Мурзик блаженно лежал оттопырив отъевшееся пузо.
Иванов делал вид, что ничего особенного не произошло.
— Фотки тебе отсылала весёлые, чтобы ты радовался за меня и не грустил, — ворковала Петрова. — А самой грустно было!
Все гуляют по Праге, а я про тебя думаю! Она стала выкладывать на стол гостинцы из чемодана.
— Не выдержала ! Решила пораньше приехать! Вот и понадобились деньги!
— Не зачем было это! — решительно и твердо сказал Иванов. — Чего мы тут, без тебя не справились бы что ли?!.- ногой задвинул подальше листки с прощальными стихами.
Потом они пили чай с импортным печеньем и он думал, что поэты, в сущности своей несчастные люди. И что ему уже расхотелось писать стихи. А ещё он подумал, что от ненависти до любви тоже всего один шаг.