— Мы нашли его именно в таком состоянии. Подойти ближе невозможно. Техника дохнет, людям становится плохо даже в защитных костюмах. Пещера оставалась нетронутой с мелового периода. То есть, вы представляете, сколько ему должно быть лет, — доктор Харрингтон многозначительно улыбнулся.

— Как минимум, более шестидесяти миллионов, — ответил Уинстон.

— Если не больше. Но в любом случае, сам факт его существования ставит под вопрос многое. Даже не знаю, как это всё преподнести. Велика вероятность, что сюда тут же приедут люди в тёмных костюмах, всё опечатают, а с меня, в лучшем случае, возьмут подписку о неразглашении. Всё-таки слишком уж серьёзная находка.

Ассистент кивнул.

— И что нам делать?

— Исследовать, пока мы официально здесь можем работать. Потом сохранить все собранные данные, и думать, кому их лучше всего передать. Разумеется, не иностранцам. Я плохой патриот Америки, но понимаю, что получи эту информацию кто-то другой… последствия непредсказуемы. Впрочем, это не самая большая проблема.

Уинстон удивлённо приподнял бровь.

— Да, коллега, сейчас нам важно его не… разбудить, так сказать. Никто не знает, что натворит этот спящий джинн, если проснётся. Возможно, уничтожит наш мир. Пусть уж лучше спит, а мы пока понаблюдаем.

Ассистент что-то записывал в журнал, кивая.

— Да, кто бы мог подумать, что я найду это не на руинах древней цивилизации Месопотамии, не в Египте и даже не под храмом ацтеков, а посреди Восточной Европы, — доктор Харрингтон усмехнулся, — впрочем, наша планета полна загадок.

— Как вы думаете, сэр, как он здесь оказался? Высота объекта — несколько сотен метров, а входов такого размера здесь попросту нет…

Харингтон кивнул, — Вы правы коллега. Входов для него нет, как и выходов. Понимаю, что теории на сей счёт одна безумнее другой, но то, что перед нами уже нарушает всякую логику. Вы только взгляните на это, — он навёл луч прожектора в центр объекта.

То, что мгновение назад казалось частью одеяния превратилось в фрагмент звёздного неба.

— Что это? Какая-то проекция, голограмма?

— Не знаю, Уинстон. Но перед нами один из самых удивительных объектов во Вселенной. Я назвал его Породитель звёзд. Как он оказался внутри холма в Восточной Европе? Скорее всего, пока находился в стазисе, на планете происходили естественные процессы. Он, так сказать, оброс этим холмом, а местные даже представить не могли, что прямо под крупной европейской столицей может находится нечто подобное.

Уинстон вглядывался в черноту космоса, скрываемую чем-то, напоминающим плащ. То, что сейчас стояло перед ними, вряд ли можно было назвать живым существом. Гигантский объект был похож на человеческую фигуру с двумя руками, головой под капюшоном и парой длинных черных столбов, служащих, вероятно, ногами. Они уходили куда-то под землю. Возможно, на сотни метров в глубь породы.

Внутри купола-плаща горели звёзды. Нет, это не была статичная картинка. Они мерцали, некоторые угасали прямо на глазах наблюдателя, зарождались новые скопления. Словно перед зрителем проносилась история сотворения, развития и смерти целых галактик.

— Это словно памятник сотворению мира. Причём интерактивный, показывающий в ускоренном темпе, что происходило в разных уголках Вселенной, — восторженно пробормотал Уинстон.

Доктор похлопал его по плечу:

— Возможно, так оно и есть. Но кто его здесь установил? Почему именно на этой планете да ещё, судя по всему, десятки или даже сотни миллионов лет назад, когда тут бегали создания, не способные оценить масштабы и величие такого сооружения?

— А вдруг это спящий Бог? Вдруг он решил отдохнуть после шести дней творения? — ассистент сейчас выглядел, как студент, попавший в секретную правительственную лабораторию.

— Пусть спит. Кто знает, как поведёт он себя, увидев наше странное и немного безумное человечество.

— А вдруг вся наша планета была просто хостелом, в котором остановились на ночёвку боги? А вся история человечества, наши верования, убеждения, научные теории…

— Давайте не будем делать поспешных выводов, мой юный друг. Тем более, в таких масштабах. Вы ведь люди науки, а не астрологи. Потому, даже глядя на эти звёзды, вряд ли можем бросаться подобными словами.

Уинстон кивнул и что-то записал в блокнот.

День за днём Уинстон приходил в пещеру. Вглядывался в черноту космоса, восхищался сиянием звёзд. То, что он видел, казалось пугающе прекрасным. Порой он часами не мог уснуть в раздумьях.

****
— Я понял, в чём дело, доктор. Именно в том, что он спит. Спит и видит сны. В них рождаются и умирают звёзды, империи, люди и миллиарды других существ. И пока он спит, процесс идёт. Вы были правы. Стоит ему пробудиться, миру конец — сон развеется. Всё, что мы видим, исчезнет. Останется только пустота без координат, и он посреди неё. В начале пути. В начале времён. Бог не умер. Он всё ещё грезит нами.

Доктор слушал молодого коллегу, и не знал, что его пугает больше — удивительное открытие, перспектива или безумие в глазах Уинстона.

— И… что же вы предлагаете? — спросил Харрингтон.

— Сказать ему «доброе утро, Господи».

Последние слова Уинстон произнёс громче остальных. Воздух в пещере задрожал, своды затряслись. Доктор едва устоял на ногах, а ассистент стоял напротив с безумной улыбкой на устах. Лампы прожекторов гасли. А вместе с ними угасали звёзды.

— Доброе утро, Господи, — повторил Уинстон, прежде, чем навсегда раствориться в первозданном хаосе.