вот что я осознала, мама, лишь, повзрослев,
рыдая на кафеле в ванной за неделю в десятый раз:
про одиночество думаешь — ну хоть оно меня не предаст,
эти фотографии где все лыбятся — сущий блеф,
ведь о счастье никогда не получится напоказ.
все герои моих роковых печалей пьют с кем-то брют,
оставляют как отпечатки влажные поцелуи на лбу.
и спасибо надвигающемуся промозглому ноябрю
за то, что «надо же, я впервые никого не люблю»
а значит, не обесценю,
не потеряю,
не про.у.
жутко, что я превращаюсь в нравственную калеку,
мастера безжалостных расставаний, безразличный манекен,
сладкий ноябрь оденет льдом холодную реку.
время шепчет мне: «потрать три чертовых года на человека,
а потом смотри, как он тебе становится никем».
это давняя забава — заполнить болью внутренние пустоты,
подходить к нагло-красивому, кареглазому, кто давно не мой
и шептать ему, тишину обрывая последней нотой:
«давай, размозжи моё сердце, заставь ощутить хоть что-то,
заставь почувствовать сколько-нибудь живой».
только не обрасти бы презрением и цинизмом,
только не моральное разложение, не духовная нищета,
отпустить того, кого любила сильнее жизни,
приходить на съемную, жить одной без драматизма,
и не слышать, что пересолен ужин и ты не та.