Московский двор, листвы дым, жжёной,
Вокруг спешат все кто-куда.
Отец Виталий раздражённый
Сидит в машине с полчаса.

Сидит, сигналит очень долго,
Сигнал уже почти охрип.
На выезде с парковки, нагло,
Оставил кто-то чёрный джип.

Не выехать и не объехать,
Ни взять, ни в строну убрать,
Давно уж надо было ехать
В собраньи Благочинья выступать.

— Приедут, бросят где попало
Свои богатые авто!
А о других подумать мало?
Другим, как ехать? Всё равно?

Тут наконец скрепит пружина,
Открылась неохотно дверь,
И вышла на крыльцо блондинка,
Каких в Москве полно теперь.

Типичная, как говорится,
Ходячий, показной гламур.
Немногим может быть за тридцать,
Там, макияж и маникюр.

— Ну, ты чё, подождать не можешь?
Ты, видишь, люди занятЫ!
Сидишь, на всю округу звонишь,
Нагнал ненужной суеты!

— Вы знаете, я занят тоже
И тороплюсь по важным, по делам! -
Как только вежливее можно
Отец Виталий ей сказал.

— Торопится он, эка диво?!
Куда спешить здесь может поп? -
Прошла блондинка гордо мимо,
Свой продолжая монолог.

— Ну всё, весь день насмарку! -
Уныло бросила она,
Картинно села в иномарку.
Отец Виталий — вне себя!

От внутренней беспомощности, что ли,
Невежества, душевной пустоты.
Он избегал таких историй,
Мир сотворён для доброты.

А здесь какая-то пустышка,
Блондинка, крашенная вся.
Унизила безцеремонно слишком,
Так, ни за что, средь бела дня!

Сидел, и всуе сомневался,
Как в тихий двор, стремительно, сейчас,
Не тормозя, влетел, ворвался
Неуправляемый КамАЗ.

— Зацепит или нет? — успел подумать только,
Колёс грузовика прикинув ход,
Тут вдруг его сынуля Колька
За укатившимся мячом бежит вперёд.

Отец Виталий, отец Сергий,
И обе матушки, что позади,
Понять всё даже не успели,
Что надо сделать, чтоб спасти!

Они и не смогли б успеть…
Внезапно, всех опередил,
Кто им мешал недавно ехать,
Тот самый злополучный джип.

Они увидели, машина,
Взревев мотором, вмиг вперёд,
Дымя и резко, с визгом шины,
Камазу врезалась прям в лоб!

Раздался с грохотом удар
И жуткий скрежет, рвущий нервы!
Кричал сминаемый металл,
Звенели стёкла брызгами на землю …

Какой-то миг, случилось всё мгновенно,
Затем, как в вакууме тишина,
Что голуби, вспорхнув недоумённо,
Опять уселись на свои места.

А посреди всей жуткой сцены,
Как не бывало, жив и цел,
Стоял Колюня, теребя нос пальцем,
И с удивлением смотрел.

Там. груда страшная, металла,
Которой джип в мгновенье стал.
Его всё это не пугало,
Он просто с мячиком играл!

Не понимая — в чём тут дело,
Он в сторону родителей взглянул,
Из носа вынул пальчик смело,
Немного охая, вздохнул…

КамАЗ открыли сразу, быстро,
Водителя спустили на асфальт.
Уже не подавал он жизни,
Потом сказали -- был инфаркт.

А двери джипа, смятые винтами,
Никак все вместе не могли открыть,
Пока спасатели клешнями,
Их не смогли перекусить.

Джип в грузовик ушёл по крышу.
Его пришлось весь разрезать,
Чтоб очень осторожно вышло
Оттуда девушку достать…

Приехали гаишники с сиреной,
Опрашивать давай всех — как да что.
И дед седой им, самый первый,
— Я видел, как произошло!

Так, значит, джип вот ентот чёрный,
Он ехал просто так, зараз,
Когда во двор, как оглашенный,
Ворвался ентот вот КамАЗ.

Джип мог свернуть, там, в переулок,
Иль на газон, вон, заскочить,
Но тут глядишь, какое дело —
Ребёнок приключился, ить.

Прям на дорогу выскочил, бесёнок,
А джип тот, как вперёд рванул,
Что прямо с самого разгона
КамАЗу в лоб и долбанул!

А как сдержать таку махину?
Ток в лобовую и тарань!
Иначе сбил бы ребятинку!
Тогда, вот, было б дело дрянь!

Да, точно, спас он так мальчонку!
Чего иначе рисковать?
Он мог свернуть легко в сторонку,
Но на таран решил погнать!

Себя подставил, он, родимый.
Мальца вот, видно, пожалел.
Не отвернул, не съехал мимо,
А прямо в лоб так и влетел…

Из полностью разрезанной машины
Небыстро тело извлекли,
Едва чуть слышимые стоны,
И в скорую носилки понесли.

В себя придя едва от шока
Отец Виталий подбежал,
— Она жива, жива девчонка?
Она, … вот, … в этот самосвал!

Пытаясь разглядеть лицо немного,
Не видно черт, все волосы в крови,
— Зовут то как, и за кого молиться богу,
И ангелы её чтоб сберегли?

Она же, Коленьку, сынишку,
От верной гибели спасла!
Пускай Господь меня услышит,
Что б только, рОдная, жила! …

Он вечером отправился в больницу,
— К вам девушку сегодня привезли?!
— Мы не пускаем к ней чужие лица! -
Сказала медсестра, как отсекли.

Отец Виталий, опустивши плечи,
Покорно к выходу пошёл.
В мозгу смешались мысли, речи,
И на душе нехорошо.

Вот это хрупкое созданье,
Казавшаяся грубой и пустой,
Перевернула всё его сознание,
И стала в миг и близкой, и родной.

Тут прямо на него с какой-то двери —
Хирург в халате, молодой,
Успел он прочитать на бейдже,
— Я Вас прошу помочь, сын мой!

Как состоянье девушки той, юной,
Сегодня с ДТП доставили сюда?
Поймите, это очень нужно,
Она сынишку моего спасла!

— Да, Анна Карпова, критично!
Прооперировали, что смогли.
Сейчас в реанимации, … я лично,
Сказал бы, что дела плохи …

Через минуту был отец в палате.
Лежало на кровати тело всё в бинтах.
Табличка — Анна Карпова, год восемьдесят пятый.
В растяжках, аппаратах, проводах.

Он стул поставил тихо рядом
И наклонился чуть над ней.
Она смотрела чистым взгядом
Под детской линией бровей.

Обычные глаза с оттенком серым,
Без хищности и наглости какой,
Смотрели чуть дрожа, несмело,
И излучали, будто бы, покой.

— А, это Вы? — спросила тихо.
— Да! Вас хочу благодарить!
Я вижу, что Вам очень лихо,
И что Вам трудно говорить.

Могу помочь я чем, скажите?
Увы, не знаю правда, аж,
Прошу Вас, Аня, говорите!
Должник пожизненный я Ваш.

— Как Ваш малыш? — спросила Аня.
— С ним все в порядке. Цел и жив.
Он даже ничего не понял,
И если б, Аня, там не Вы?!

— Да, ничего, — она сказала.
Потом глаза закрыла, тишина.
— А вы действительно священник, правда? -
Очнулась снова вдруг она.

— Да, да, священник, правда…
— Вы можете мне отпустить грехи?
А то мне очень страшно, как-то,
Их много, тяжкие они.

— Не бойтесь! Исповедаться хотите?
— Наверное, не знаю, как это и что.
— Да, да, конечно, говорите!
— Спасибо! Так, немного тяжело…

Я … как-то так, жила не верно…
Мужчин меняла, как могла.
Курила много и безмерно,
Гуляла, веселились и пила…

И многого такого было.
Всё это плохо, но как есть.
Пусть только раз, но изменила,
А так, всего не перечесть.-

Отец Виталий слушал долго.
Она спокойно говорила всё,
Без напускных истерик, злобы,
Без оправданий и без слёз.

Он, если бы не знал, кто Анна,
А прожил уж не малый век,
Что перед ним, и как не странно,
Глубоко верующий, церковный человек.

Как будто в исповеди опыт,
Признанья, откровения, покой,
Гордыни нет, смиренья шопот,
Рассказ и сложный, и простой.

Такую исповедь не часто
В приходе слышал он своём,
На службе и святом причастье —
Обыкновенно как-то всё.

Все бабушки и тётушки, обычно,
Всё начинали с жалоб, там, и злоб —
Что, мол, правей всех и приличней;
С обид и покаянных слов…

Сказав всё, Аня замолчала,
А он смотрел всё на неё.
Он видел, что она устала
И тихо очень, — Ты, … Вы, … всё?

— Не знаю, что ещё сказать то, —
Чуть задрожали губы, края глаз,
— Не очень может быть приятно,
Но он такой вот, мой рассказ.

Он быстро ей на голову набросил
Свою епитрахИль,
И разрешительную тихо,
Держась за крест свой огласил.

Потом молчание недолго,
— Как думаете, бог меня простит?
Жаль прожила совсем немного
И не успела искупить …

— Простит, простит, конечно, Аня,
И у тебя всё впереди!
Не нужно больше покаянья!
Господь, спаси и сохрани!

Он никого не отвергает,
Идущих с верою к нему.
Он милостив и он прощает.
Он слышит каждую мольбу.

Тут Аня с болью улыбнулась,
— Мне стало лучше и легко.
Глаза закрыла, чуть вздохнула.
Вдруг тишину порвал звонок.

Влетела медсестра, другая,
За ней вбежали два врача,
— Адреналин, скорей! дефибриллятор!
Засуетились все, крича.

Отец Виталий вышел из палаты
И в коридоре на кушетку сел.
Весь шум исчез, ушёл куда-то.
Как на икону, он на дверь смотрел.

О вечности и смысле жизни
Он думал в полной тишине,
И дальше гнал плохие мысли.
Тут, широко открылась дверь.

И как-то медленно, каталка,
На ней закрыто что-то простыней,
Толкала со слезами санитарка,
И врач, уже не торопясь, за ней.

Отец Виталий встал, качаясь,
Не стало сразу, как-то, сил,
И вспомнил, словно извиняясь,
— Прощения, ж я не попросил! …

Два года пролетели быстро,
И, как мечтал отец Виталий,
Дочь родилась у них, три триста.
Её с женой назвали … Аней