Таечку аист принёс прямиком в детдом.
Что-то пошло не так, и заказчик-в отказ.
Солнце апрельское, вылупив мутный глаз,
Катится по небосклону сырым желтком.
Серой подошвой снег приминал ростки.
Таяло, таяло, таяло всё кругом,
Пело, чирикало, хлюпало сапогом
Старого дворника. Как облака легки!
В пыльном гроссбухе брызгающим пером
Было записано имя, число и год.
Всё как положено, есть документ, и вот,
Как в поговорке -не вырубить топором.
Таечку учат чтению и письму,
Счёту и, даже, шить или вышивать.
В общем, конечно, жить или выживать
В мире, где не нужна она никому.
Девочка выросла. Ну, не совсем. Почти.
Больше, чем досок, в старом заборе дыр.
Там, за штакетником, есть необъятный мир.
Пусть не с парадного, с чёрного бы войти…
Будет искать похожее на любовь,
Преданным псом заглядывая в глаза.
Только вот некому было ей рассказать,
Что настоящее-это не тот, любой,
Выдернувший из мути болотной стен,
Вытертой плеши байковых одеял,
Скудной еды и матерных погонял.
Что ей за разница: с этим вот или с тем.
Он поиграет и бросит. Как жизнь стары
Крепкие грабли, лупят с размаху в лоб.
Кто ж на чужих ошибках учился? Хлоп!
Новая жертва — камнем в тартарары.
Было так раньше, будет сейчас и впредь.
Тают и вновь рождаются облака.
Пишет отказ, съезжая со строк слегка.
Аист, ну ты же помнишь, куда лететь.