Я здесь всегда. Здесь время не течёт. Здесь только дом, дорога, туча, поле. Я знаю всех ворон наперечет и смысл всего. Ну, может, чуть поболе… Топчу травинки с хрустом поутру — спасаю мир от вездесущих плевел и, отреченья не простив Петру, разбрасываю камни в дикий клевер. Смотрю на тучу, но не жду дождя. Здесь ветра нет и недвижимо небо. Все семь ворон отчаянно галдят и у меня выпрашивают хлеба.
А на закате я ловлю стрекоз на слюдяной поверхности эфира и в огненной чреде метаморфоз играю вновь в непостоянство мира. Мой верный пес гоняет вечных блох, рычит в закат и жмётся мне под ноги. Горит в заре густой чертополох вдоль пыльной закольцованной дороги.
В тот самый миг, когда сгорает день, над окоёмом, жарко и прекрасно, причудливая призрачная тень, сгущаясь, проявляется опасно. Из беспокойной вечности иной летят ко мне пугливые мерцанья, чтоб в недвижимой линзе слюдяной явить прозренье, память, прорицанье — безумный мир, в котором, как в бреду, беснуется испуганное время. И я был там, в стотысячном ряду, — тащил надежд податливое бремя. Там мой двойник. Он смотрит на меня нетерпеливо — взглядом дерзким, юным…
Я, улыбнувшись в сполохи огня, иду домой по неостывшим дюнам…