Сегодня в 10 вечера я стану языческим идолом,
вырезанным из дерева, древним и темно-красным,
я буду смотреть на мир понемногу, с вымыслом,
чтобы весь этот бардак не пускать к себе в разум сразу.
Это тоже сказка для иных стареющих мальчиков
и для девочек, одетых в первые свои морщины,
потому что такие, как мы — это те же сказочники,
дети, не ставшие женщинами и мужчинами.
Ритуал семейного ужина, мертвый бык и танец,
принесенные в жертву лилии из киоска,
ты моя статуэтка — прозрачная и стеклянная,
у вечернего алтаря горячего воска.
Свечи тают. Романтика ужина в чем-то мистерия.
Свечи тают: тяжелые капли, бледная кожа,
ритуал домашнего мира, домашней истерики
поглощает нас с каждым разом все больше и больше.
Мы играем в идолов — странная жизнь нам выдалась,
мы погрязли в амбре курений — аммиак и ладан,
ты стеклянная статуэтка без лица и имени,
оставайся прозрачной, оставайся голой и гладкой.
Мы играем в жизнь, сердце бьется по нервам молотом,
мы играем в смерть — наши игры просты на редкость:
и к концу этой ночи я, одержимый хохотом,
разбиваю свою стеклянную статуэтку.