Парочка была ещё та…
Она — маленькая, худющая, с огромными серыми глазами, с рыжими длинными волосами и фарфоровой кожей, покрытой множеством цветных татуировок.
Он — крупный, кряжистый, с чёрной бородой, такими же чёрными глазами и без единой татуировки…
«Я — Митя…» — представился он. Затем, выкручивая с характерным хрустом в разные стороны свои пальцы на руках, добавил: «Я очень нервный Митя!»
Акушерка философски заметила, что прогресс явно налицо. Нас начали предупреждать. Ведь из семи рожающих пар — у троих мужей глаза уже более безумные, чем у этого, но они молчат… А этот в самом начале обозначился… И может быть, ему стоит нервничать где-нибудь в другом месте, за пределами родзала? — с надеждой спросила акушерка.
Митя посмотрел на нас странно и очень серьёзно сказал: «Я должен быть со своей валькирией!».
Акушерка предложила заправиться литром кофе, так как ночь переставала быть томной…
Я улыбалась. Не знаю почему, но я чувствовала, что эти ребята будут хорошо рожать и не доставят нам серьёзных проблем. Может потому, что я знаю скандинавскую мифологию, а может потому, что много раз убеждалась, что первое впечатление всегда обманчиво, а может просто… на своём многолетнем врачебном интуитивном уровне я чувствовала присутствие огромного потенциала родительства в этой странной семейной паре.
Свой нервный стресс в родзале Митя заглушал мифами и поэмами.
Сначала он рассказывал нам про дочерей и помощниц бога Одина, женщин-воинов, распределяющих судьбы людей.
Его жена прекращала стонать и дышала тихонечко, чтобы не прерывать бенефис своего супруга.
Затем Митя, размахивая руками, сидел на фитболе и, раскачиваясь на нём, декламировал —
«…Страшно теперь
оглянуться: смотри!
По небу мчатся
багровые тучи;
воинов кровь
окрасила воздух.
Только валькириям
это воспеть!»
А в шесть утра, когда начались потуги, Митя, целуя свою супругу и мешая ей дышать — постоянно повторял: «Ты же — моя валькирия! И у тебя не может не получиться!».
И эта девочка в татуировках в одно мгновение превратилась в женщину-воина, которая сражалась со своим страхами и болью ради новой жизни — жизни своего ребёнка. Она выполняла свою миссию, сцепив зубы и не надеясь ни на кого — только на себя! И как же хрупок и беспомощен в этот момент был рядом с ней мужчина…
Валькирия…
Этой ночью все роды были лёгкие…
То ли с нами присутствовали в родзале скандинавские божества, благодаря Мите. То ли смилостивилась растущая луна…
Когда ребят забирали в послеродовое отделение, акушерка поинтересовалась, как же он назовёт свою новорождённую дочку?
Я посмотрела на Митю и спросила — можно ли мне попробовать угадать? — «Я думаю, что воинами и валькириями должны быть родители. А Митя назовёт свою дочку или Полина, или Алиса. Вот почему-то, мне так кажется…».
Митя очень серьёзно посмотрел на меня: «Я знал, что Вы поймёте… Вы правы… Вы полностью правы!
И я хочу Вам сказать не просто „спасибо“, а кое-что ещё… Я не успел это рассказать ночью, так как очень нервничал…
В скандинавской мифологии есть — норны, или небесные валькирии, прядущие у колодца нить жизни… Именно они и определяют судьбу человека при рождении.
Вот Вы здесь все, абсолютно все… небесные валькирии. Ещё раз — большое Вам спасибо!»
Утром на планёрку я не ползла, еле-еле переставляя отёкшие ноги.
Я даже не шла…
Я летела… Летела небесной валькирией, совершенно не чувствуя привычной изнуряющей усталости, повторяя себе, что я должна доложить главврачу о ситуации в роддоме за прошедшие сутки, а не о том, что …
«…Спели мы славно
о конунге юном;
слава поющим!
Слышавший нас
песню запомнит,
людям расскажет
о том, что слышал
от жен копьеносных!»