Оля сбежала из Гудермеса зимой 1996 года. Там началась война.
Сначала война началась в ее семье, и муж, ради которого она переехала в свое время в Гудермес, оказался предателем.
А потом стали стрелять в людей. Люди в людей. Или нелюди?
Оля до последнего не хотела бросать дом, жила, вжав голову в плечи и ждала тишины. Но тишины не было — стреляли.
Оля не замечала красот кипенно-белой зимы и глубокой синевы неба. Замечала гробы, страх и безысходность.
Надо бежать. Все бегут. Оля села на машину и поехала. Нажала на педаль газа.
Её кот Пират не переносил автомобилей. Не мог ездить, орал, бился в окна, забивался под педали. Наверное, не понимал: как это — ты сидишь, а потом вдруг оказываешься совсем в другом месте.
А может, укачивало его.
Олин муж не любил Пирата, на дух переносил. Не из ревности, а принципиально.
Как она сразу не поняла: мужик, который не любит животных, плохой человек, гнилой.
Его душа не способна на пульсацию нежности, на верность, на служение кому-то просто потому, что этот кто-то наполняет твою жизнь смыслом.
Пират пришел к Оле четыре года назад. У него не было глаза и зуба. А другой зуб торчал сверху, клыком, как у вампира. Некрасивый кот.
Сначала Оля назвала его Кутузов. Из-за одного глаза. Но потом оказалось, что кот очень умный и говорящий. Если показать ему кусок мяса, то он покладисто говорил: «Мя-мя» и «йо-хо-хо». Именно за это «йо-хо-хо» и нежную любовь к плюшевому попугаю Оля переименовала Кутузова в Пирата.
Пират лечил Олю. Спал на ней, ровно там, где болит. И болеть переставало.
Оля любила целовать его в холодный мокрый нос, трепать за щеки и могла бесконечно слушать легендарное «йо-хо-хо» и «мя-мя», которое он говорил ей иногда и без мяса. Просто звал её мамой.
Оля понимала — он не доедет. Просто надорвётся от собственного крика.
Да и не поймут люди. Все бегут от войны, спасают детей, иконы, документы. Никто не берет с собой котов и собак.
Тоже мне ценность — лишний рот. А впереди неизвестность. Скитания по чужим домам, гостиницам.
Жизнь беженца и без животных — не сладкая штука.
Пират все понял. И ушел в ночь перед выездом. Утром Оля проснулась, а его нет. Он был очень умный. Все знал про войну. И заранее простил Оле предательство.
Она ехала по шоссе одна, глотала слезы.
Она чувствовала себя вынужденным предателем. Она предала Пирата, но с другой стороны, судьба предала ее, выгнала из дома, взрывала родных и друзей, отобрала завтрашний день.
Как сложно жить.
Оля приехала в Москву. Когда-то, много лет назад, она уехала отсюда за любовью, семьей и детьми, но не любви, ни семьи, ни детей не случилось. Случилась война.
Оля вернулась ни с чем. Раненая. Не физически, а внутри. Внутри, в районе сердца, кровила рана, но ни на одном рентгене ее было не видно.
Оля открыла свой бизнес. Ну как бизнес — Оля поставила палатку в очень удачном проходном месте и торговала всякой-всячиной. Сигареты, жвачки, шоколадки, хотдоги.
Время странное, нестабильное. Я тогда познакомилась с тетей Олей, потому что она наняла меня помогать. Я искала любые возможности для заработка. Мне было 15. Официально меня никто еще не взял бы.
А тетя Оля доверяла мне все, включая закупку товара. Иногда я подменяла ее в окошечке палатки и любезничала с покупателями. «Ты мне выручку в два раза повышаешь», — смеялась тетя Оля.
Я покупала на рынке сигареты, шоколадки и то, что мне казалось, «хорошо пойдёт». Привозила в палатку и рисовала новые цены. Мне же принадлежала идея поставить тут микроволновую печь и делать хотдоги.
В общем, тетя Оля была мировая тетка, и многому меня научила. И я сейчас даже не про «бизнес».
Жили мы недалеко друг от друга, и домой она часто меня закидывала на своей машине. Рассказывала свою жизнь. Про бывшего мужа. Про обычаи. Про Пирата. Про войну.
Я слушала. Мне было интересно. Я очень дорожила ее доверием и отношением, всегда рвалась к ней, помогать.
Однажды мы заехали к тете Оле домой, чтобы она передала мне деньги на завтрашнюю закупку.
— Пойдем, поднимешься на минутку. Посмотришь, как я живу, чаю выпьем по-человечески, не в палатке чтобы, - пригласила тетя Оля.
Мы с ней вошли в подъезд и поднялись по лестнице на второй этаж. Вдруг она замерла. Просто застыла, как вкопанная. Побледнела.
Перед дверью сидел кот. Худющий, подранный какой-то.
Я сначала не поняла, что она застыла, может, она кота испугалась.
— Кис-кис, — позвала я непрошенного гостя, который как влитой застыл перед дверью.
Но тетя Оля сползла по стене и села на голую ступеньку.
— Дошёл…
Кот обернулся. У него не было глаза. И торчал один зуб.
— Это же… Пират??? Как он…- я пораженно смотрела на тетя Олю. Я узнала его по ее рассказам.
— Пешком дошел, — прошептала тетя Оля и сгребла Пирата в охапку.
— А как он понял, куда идти? Как он адрес узнал?
— Любовь привела, — тихо сказала тетя Оля. Она плакала. И безостановочно целовала его в морду с подранными ушами, и гладила грязный бок в репьях. — Голодный?
А Пират смотрел на нее одним глазом и молчал.
— Мя-мя — вдруг сказал Пират.
Клянусь, я слышала. Слышала, как кот сказал «мама».
Мы вошли в квартиру, Оля нежно несла своего Пирата, прижимала к себе, целовала и говорила безостановочно: «Прости, прости, прости меня».
Оля отрезала кусочек мяса, протянула коту.
-Йо-хо-хо — проворчал Пират, но есть не стал.
Тетя Оля сказала потом, что он спал целые сутки напролет. Устал с дороги. Стёр лапы.
Дорога любви всегда тяжела, и идти по ней можно годами…