Остывающий чай. Предзакатная праздность.
Тени мысли в сознаньи всплывают и тают.
Прибавляешь к минувшему то, что осталось,
и, пытаясь задобрить ворчливую старость,
простодушно плутует, в трёх соснах плутает
результат вычитанья, шемящая разность.

И душа — баловница, шутница, блудница —
между прошлым и будущим звёзды считает,
и, сбиваясь, считать начинает с начала,
где звезда вифлеемская тихо мерцала,
а теперь лишь в беспамятстве память витает
и ничто не воскреснет и не повторится.

Да и надо ли занова, сызнова, снова
повторять пережитое и повторяться?
Ни к чему. Завари свежий чай почернее,
чтобы свет поровнее, душа пояснее,
чтобы взглядом неслышно друг друга касаться
и плыл тишиной несказуемой слово.