…разгладь-ка, брат, морщины на челе…
ноябрь и август мне ль менять местами?..
стоит наливка в рюмке, на столе,
а рядом с ней валяется пустая,
поскольку мой бесценный визави
уснул, как пьяный ангел, на диване…
и если мы молчали о любви,
то значит снова маски надевали…
вернее так — не нужно быть слепцом,
увиденное честностью чревато,
и маски так давно срослись с лицом,
твоим-моим, что мы спасая даты
дурацких, бестолковых, жадных встреч,
заученных до самой мелкой точки,
надеялись: ковчег погубит течь,
и твари станут жить поодиночке,
рискуя обозначить свой удел
словарным опрометчивым ударом…
и может ты за мной не доглядел,
но мой догляд тебе не нужен даром,
и даже на правах пустых обид,
где лупят по глазам слова, как ветки…
но кто тихонько спросит: здесь болит?..
прижав ладонь к грудной — но всё же — клетке,
и кто добавит нежности аккорд
к сонате золотого урожая?..
бумажный зашумит аэропорт,
пустые самолёты провожая
туда, где мы поймём, что брать взаймы
любовь — не означает дара свыше,
где братец-август снова ждёт зимы
и яблоком — подгнившим — бьёт по крыше,
где мир придумав радость и покой,
считает одиночество затравкой,
и я готова твёрдою рукой
все сны свои пришпиливать булавкой,
как бабочек — давай, лети к огню —
пусть будет всклень печали и отваги…
где после слов: прости меня… Таню…
рубиновые капли на бумаге…