Однажды утром молодые Владимир Высоцкий и Марина Влади вместе с Параджановым гуляли по Тбилиси. Параджанов показал им дом с высокими окнами, заявив: «Здесь живет художник Ладо Гудиашвили — друг Модильяни, Матисса, Делоне. В двадцатые годы он жил в Париже».
Они позвонили в дверь. Им открыла пожилая дама и спросила о цели их визита. Марина Влади объяснила, что её отец, прозванный Владимиром Щедрым, наверняка был знаком с художником Гудиашвили. Принадлежа к тому же артистическому кругу, работая у Бурделя, художник не мог не знать его.
Женщина попросила их подождать и через несколько минут возвратилась с ответом: «Маэстро вас примет вечером».
В назначенное время пожилая дама ввела их в зал с высоким потолком и картинами на стенах. В центре стоял длинный стол со всякой едой, вином и цветами, приготовленный для большого банкета. В глубине зала открылась дверь, и появился человек с очень красивым лицом, седыми волосами, блестящими живыми глазами. Он шёл к ним навстречу, раскрыв объятия: «Я не мог умереть, так и не обняв дочь Владимира. Благодарение богу, вы пришли». Он прижал Марину Влади к груди с юношеской силой. Потом пригласил их сесть рядом с ним и велел принести еще влажные фотографии, которые он только что отпечатал специально для неё. Дрожащими пальцами он показал ей на первом плане двух молодых людей, которые, обнявшись за плечи, улыбались в объектив. Марина Влади узнала отца и Ладо в окружении самых знаменитых художников.
Ладо Гудиашвили начал рассказывать. Они, как зачарованные, слушали его: костюмированные балы, кутежи по мастерским, друзья — Модильяни, Сутин, которые жили недалеко от бульвара Монпарнас и каждый вечер допоздна засиживались в знаменитом ресторане «Куполь»…
По грузинскому обычаю застолье продолжалось до поздней ночи. Владимир заговорил о своей работе над Гамлетом, о переводе Пастернака. Ладо взял их за руки и повёл в маленький салон. На пианино стояла большая фотография Пастернака в массивной серебряной раме. Ладо показал им письма поэта, его книги, стихи…
Художник провожал их, снова долго обнимая Марину на прощанье. Влади так вспоминала об этом: «Мне было грустно. Я знала, что никогда больше не увижу его. Я уходила, прижимая к груди фотографию, где мой отец и он, молодые и красивые, улыбались жизни».