Помнишь, ты рассказывала, мама,
О судьбе, о женской непростой.
Я тогда не верила, упрямо
Возмущалась: «Это бред пустой!»

А отца, ты помнишь, хоронили:
Гроб, гвоздики, много лиц, венков.
Тяжело… И выбор: или — или.
Вот он — самый первый из звонков.

Года три. Замужество и дети.
Слёзы счастья — как смахнуть рукой.
И в сердцах кричала всем на свете,
Возмущаясь: «Нет, он не такой!»

Но потом предательство, утрата.
По наклонной вниз. Тонула. Дно.
Значит всё же в чём — то виновата.
Плюс и минус — то не есть равно!

А недавно сон приснился, мама,
Не за здравие — за упокой:
Горизонт. Босая. Тени. Яма.
И огни мерцают за рекой.

Раздвигаю небо. Вой утробный.
Звук неясный — скрип не то полов?
На плите могилы, на надгробной —
«Поэтесса». Всё. Без лишних слов.

Что не есть правдиво — вероятно.
Тьма в душе не ярче слепоты.
Возмутилось небо: «Стоп! Обратно!»,
Выплюнув меня из пустоты.

А на утро весть дурная, мама.
Тот, кого люблю, погиб в бою.
Что ни всплеск — то есть сплошная драма.
Что ни шанс — то нож в судьбу мою.

Раскололась, бита память горем.
Поздно начинать уже с нуля.
Жизнь на карте расплескалась морем
И в душе потрескалась земля.

Ни ухода я боюсь — нет, мама.
Мне успеть бы пазлы все сложить.
Жизнь не купишь, не измеришь в граммах.
Я боюсь, что не успею жить!