Катя постоянно мёрзнет. Даже на Мальдивах вода ей кажется прохладной, она носит тёплый шарф, она — тот противный пассажир, которому везде дует, даже если другие падают в обморок от жары. Но так было не всегда.
.
Когда Кате было пятнадцать, она чувствовала стыд, страх, любопытство, все что угодно, но только не холод. А вот Катина мама как раз мёрзла и постоянно утепляла и себя, и дочь. О, это была настоящая война! Мама не выпускала Катю на улицу без майки. «Покажи», — говорила мама в прихожей, Катя задирала кофту, показывала, майку, выходила из квартиры, уже в лифте стягивала её через ноги и прятала за почтовым ящиком.
Надо сказать, что маму Катя теперь понимает, но тогда Катя была горячей. Кате не хотелось утепляться, ей хотелось быть красивой. Как сказал Карл Лагерфельд: «Красота не требует жертв, она требует денег!» А денег не было. Летом Кате удавалось быть красивой за счёт загара, который прилипал мгновенно, зимой для красоты требовалась шуба или дубленка, словом что-то дорогое и недоступное. Носила Катя кроличий полушубок, который в тринадцать лет смотрелся большеватым, а к пятнадцати стал «как раз». Дёшево и сердито, но ужасно.
Зачем Кате тогда хотелось быть красивой, Катя объяснить уже не может. Никаких роскошных мест она не посещала. Район её детства представлял собой лабиринт длинных девятиэтажных домов, где гулял ветер и прикольные пацаны. С пацанами знакомиться было страшно, но красиво пройти, высоко задрав нос… о, как это будоражило воображение. Катя представляла, как она красиво идёт мимо, а пацаны смотрят ей в след и кто-то спрашивает: «Она из какого дома?» — А потом свистит. А Катя идёт гордо, как будто не слышит, потому что приличные девушки на свист не оборачиваются.
.
Коко Шанель бы сказала в этом месте что-то про маленькое чёрное платье, но она не жила в России, а в России зимой
холодно. Красиво пройти в кроличьем полушубке не удавалось. Никто не оборачивался. И не свистел. Катя, конечно, не теряла надежды и, пока мамы не было дома, примерила все её зимние вещи, но мамины вещи на Кате не сидели. Зато нашлась одна вещица, на которую Катя сразу сделала ставку — песцовый воротник. Он был уже не новый и слегка пожелтевший, но шикарный! Это был привет от Марлен Дитрих. Увидев этот воротник она бы сказала: «Истинная женщина не волнуется, а волнует!» Прикладывание песца к кролику ни к чему не привело — фасон кролика был безнадёжным. И тогда Катя приложила воротник к летнему плащу. Надо заметить, что плащ этот был единственной модной вещью в катином гардеробе. Плащ был из красного шелка, разлетался широкими фалдами от плечей и слегка прикрывал коленки. Катя видела по телевизору похожие плащи с меховым подкладом и пушистыми манжетами, это было просто писком моды. При совмещении песца с плащом создавался эффект такой сверх-модной вещи, даже ещё более дизайнерской. Смущала только одна мелочь — Катин плащ был пригоден для носки при температуре +20 градусов, а на улице было -20. Попытка пододеть полушубок с треском провалилась — уходила красота. Максимум, что не портило фасона, был вязанный кардиган. Катя надела это сочетание и вышла на балкон. «Нормально, — подумала она, -немного свежо, но даже не холодно. Можно надеть и с капронками!» Капронки тоже были запрещены мамой строго-настрого, но по сравнению с плащом, они были невинными.
Идеальный наряд был готов, теперь нужно было дождаться идеального момента. На выгул песца требовался час. За это время Катя бы обошла район, нашла у какого дома стоят прикольные пацаны, и прошла бы мимо них два раза с интервалом в 20 минут. Потом бы Катя вернулась домой, отпорола воротник и замела следы. Проблема была только в том, что Катя приходила домой одновременно с мамой.
Но однажды начался снегопад и всех
отпустили со школы пораньше. А когда отпускают пораньше со школы, никто не идёт домой, все идут гулять по району. Не знаю, как сейчас, но когда Кате было 15, все было именно так.
.
Придя домой, Катя тут же пришила крупными стежками песца к летнему плащу, накрасила губы и пошла гулять. Снег падал крупными хлопьями, снег засыпал все уродливое: сухие кусты, разбитый асфальт, мусорные контейнеры, была такая красота, что сердце замирало, и по этой красоте шла Катя в песце и в красном шелке. Конечно, прикольные пацаны свернули шеи, они свистели Кате в след, а Катя совершенно смущённая и счастливая зашла в магазин, и купила булку хлеба.
Не могла же приличная девушка выйти на улицу просто так — только по важному делу. Теперь предстояло пройти мимо прикольных пацанов с булкой хлеба, и опять свистели. И было очевидно, что триумф состоялся — её первый бал или выход на подиум, пять минут славы, как сказал бы Энди Уорхолл и с ним никто бы не стал спорить. И как всегда бывает в момент триумфа, Катя наткнулась на маму. Маму тоже отпустили с работы пораньше. Мама увидела, что на Кате было надето, и это был песец.
.
Кате бы страшно влетело в тот раз, если бы мама до смерти не боялась пневмонии. Вместо наказания она укутала Катю в плед и налила рюмку водки. «Пей,-сказала Мама, — пей и молись.» Для пятнадцати лет рюмка водки была чем-то невероятным, богемным и эпатажным. Катя выпила водки, почувствовала эйфорию и уснула совершенно счастливой. В ту ночь она приснилась всем прикольным пацанам с района.

Теперь Катя постоянно мёрзнет. У неё есть дочь, и Катя утепляет и себя, и дочь, строго контролируя, чтобы та носила майку.

Потому что Кате давно не пятнадцать и она очень похожа на свою маму.