Так вкрадчиво в окно стучится дождь,
и тьма ложится бархатом на плечи…
Вселив в меня волнующую дрожь,
в мой дом вошёл
пропахший дымом вечер.
В дверях качаясь пьяно и легко,
встал надо мной,
как демон над весталкой —
в простой рубахе… в джинсах… босиком
и щёлкает нахально зажигалкой.
Едва уняв смятение в груди,
я пристально взглянула исподлобья
и выдохнула тихо:
— Заходи…
Мы оба нынче так не многословны.
Суровы…
с целым миром на ножах —
нашли друг в друге тайное спасенье.
Я знаю толк в расстёгнутых ремнях,
он профи в том,
чтоб вспарывать и сеять.
Волшебных чувств живое серебро
бросать мне в душу целыми горстями,
чьи зёрна проросли бы под ребром
бесчинством новых песен и стихами.
Способен не касаясь,
поджигать…
Рассудок мой укутывая дымом,
невидимо садится на кровать,
и тени начинают пантомиму.
Сплетаясь в древнем танце на стене,
сквозь пламя раздувают пьяный ветер.
Он призраком является ко мне
и пьёт с колен незримо,
как дементор…
Чтоб плахой стала пепельница вмиг.
Свернув башку последней папиросе,
он волен безрассудно пригубить
души моей пульсирующий космос.
Где выход в антрацитовый астрал
чреват нехваткой воздуха…
и счастьем…
Но как бы искуситель не сжимал
в тисках мои прохладные запястья,
он сам,
как мотылёк попался в плен
невидимой коварной паутины,
отдав подкожной сеточке из вен
своё испепеляющее Имя —
живую часть нетленного себя
смешав с моим горячим кровотоком,
не сразу, видно, понял,
что нельзя
уйти от настигащего рока…
А смысл бежать подальше от греха,
порвав плечом накинутые сети? -
от женщины, что стала так тиха
и спит нагая в дымке на рассвете —
блаженная…
святая, как дитё —
в смиренном целомудрии весталки.
Он смотрит, улыбаясь, на неё,
и щёлкает чуть слышно зажигалкой…