— Здравствуйте. Женя дома? Я одноклассник.
— Дома-дома. Проходи, как тебя? Проходи, Петя. Женя убирается в своей комнате. И пусть убирается получше! — грозно повысила голос старуха, чтобы её слышали из прихожей.
— Ступай на кухню. — приказала бабка. — Любишь пирожки с яблоками?
— Да.
Я испытал облегчение. Пирожки не суп. Не котлеты. Тем более не каша! Некоторые пичкают детей в обед кашей. Брр!
Вообще, домой к друзьям, лучше в обед не соваться. Родители непременно усадят за стол. И ну шантажировать «Не выйдете, пока все не съедите!». Или начнут подло стравливать «А ну, кто быстрей?!». И ты ешь, а куда маленькому деваться. А сладкие пирожки другое дело!
Сев за стол, получил пару румяных пирожков и компот. Расправился с угощением в пять минут. Тут же получил еще. Бабка была здорова печь!
Едва доел пирожок до половины, как появилась красивая девочка моих лет. Одиннадцать, не больше. Она была очень угрюма и оттого еще краше. Я позабыл жевать: такие у нее голубые глаза и вздернутый носик. «Женькина сестра» — смекнул я, хотя прежде ее не видал.
Ожгла глазами, не здороваясь, небрежно села напротив и получила порцию известного укора в пику аппетиту.
— Посмотри, как мальчик хорошо кушает! — попеняла девчонке старуха, а меня погладила по голове. — Летчиком будет, героем СССР.
Я-то хотел космонавтом, трижды героем, но я все равно почуял превосходство над противником. Этим бы все и кончилось, но лишь бабка вернулась к плите, как девчонка показала мне длинный язык и оттопырила уши.
«Ах, так!» — вспыхнул я, и забил в рот оставшуюся половину пирожка. Едва проглотил. Выступили слезы, девчонка красноречиво покрутила у виска пальцем.
Тут же, со словами: — Кушай-кушай, деточка. — мне подкинули еще горяченьких.
На это «деточка» девчонка беззвучно трясется, картинно схватившись за тощий живот, скачут её глаза и плечи. Ей в дурдом: на руках бы носили.
Я беру пирог, кусаю, насколько хватает рта. Пара взмахов челюстью, глотаю. Девчонка кушает помаленьку и не сводит с меня насмешливого взгляда. Глазищи ее обидно не мигают. Женька, дурак, все не идет. Пирожки съедены.
— А вот с пылу с жару! — все мечет и мечет старуха.
Я уже набит пирожками, но не сдаюсь. На седьмом пирожке, у девчонки сползла с лица улыбка. На девятом она со страхом глядит на меня. Победа. Победа не радует.
— Глянь, как хорошо кушает твой одноклассник! — призывает бабка девчонку. — А ты?
— Он не мой. — мрачно говорит та.
— А чей же? — хохотнула старуха.
— Не знаю. Дурачок какой-то…
— Вот я тебе по губам! А ну извинись! — прикрикнули на неё.
— Извините, конечно. — фыркнула девчонка. — Но я его не знаю. Откуда он вообще?
И отвернулась, только косы взлетели. Пауза.
— Мальчик, ты кто? — после стольких скормленных мне пирогов, осторожно интересуется бабка и тычет лопаткой в девчонку: — Ты Женю знаешь?
А я ей с паузами и одышкой: — Нет. Знаю только вашего мальчика Женю.
— У нас нет мальчиков…
Подгорали пирожки, старуха хлопала глазами. Живот у меня разнесло, как на сносях. Дыхание сделалось поверхностным. Вот-вот, и пироги выйдут боком, чтоб не сказать хуже…
— Ты в какую квартиру пришел? Номер? — спрашивает меня старушка.
— Сорок пятую.
— А это сто пятнадцатая…
Короче, я ошибся подъездом. Женька-то у нас в классе новенький. Я всего раз и был у него, и даже в квартиру не заходил — обождали с пацанами на лестничной клетке.
Нагибаюсь обуть ботинки, в глазах темнеет: так объелся через эту девчонку. Да зазря! Покраснел, отдуваюсь. Пот по лбу. Шнурки не даются. Плюнул, хотел так уйти помереть, но старуха сама зашнуровала. Женька победоносно стоит руки в боки, ухмыляется. Ой, как мне плохо!
— Заходи еще. — виновато сказал бабка. — В следующее воскресенье беляши с мясом…
И тут я упал в обморок.